– Бернард желал наследника, – говорит она отрывисто и быстро, не отвлекаясь от работы. – Мальчика, конечно. В Ристайле девочка могла стать наследницей лишь в исключительном случае. Я могла заставить дитя родиться с помощью алхимии, но я не могла управляет его полом – это лежит на мужчине, так говорит наука! Но что ему было до науки? Когда родилась ты, он рвал и метал, срывался на мне, говоря, что я негодная жена, раз не могу подарить ему сына!

Она с яростью швыряет пучок трав в ступку. Я молча слушаю её исповедь.

– И я воспроизвела зелье снова. Понимала, что шанс остался последний – третьего приёма зелья Бернард бы не выдержал. Я подарила ему сына, как он хотел, но…

Аделаида устало сдувает со лба одинокую седую прядку, так выделяющуюся на фоне красновато-рыжих волос. Она как будто лишилась всех сил разом. Невесело улыбнувшись, она начинает плавно размешивать травы, словно только это во всём мире и может её успокоить.

– Пока я бегала с зельями, чтобы дать ему то, чего он так жаждал, он вдруг проникся к тебе отцовской любовью. И вдруг выяснилось, что в его глазах столь выстраданный мною сын никак не может затмить тебя. Дитя, рождённое только для того, чтобы исполнить мечту своего папаши, проиграло девочке, досадной ошибке зелья!

– Я не какая-то там ошибка, – холодно прерываю её я. – Отец любил меня.

– И объявил наследницей, – фыркает Аделаида. – Ведь ты была умнее, хитрее, сильнее Эйвана, ты была его гордостью, а мой труд был для него просто пустым звуком. И ты думаешь, он перестал презирать меня за то, что я родила тебя? О нет! Он любил тебя, но я для него навсегда осталась «негодной женой».

– Мне жаль, мама, – искренне произношу я, не понимая, к чему все эти пафосные речи. – Для меня отец был целым миром, и мне печально знать, что ваша совместная жизнь была вам так в тягость. В конце концов, его желание получить сына и погубило его. Вернее, твоё зелье. Неужели это не поможет тебе забыть обиду? Считай, ты отомстила. Да и наследником стал Эйван. Всё как ты мечтала, – довершаю я с горечью.

– Ты могла стать императрицей, – ядовито замечает Аделаида. – Чем Лесси хуже твоего ледяного дракона? По крайней мере он бы женился на тебе, а не просто поиграл бы и бросил.

Меня не задевают её уколы. Я лишь весело хмыкаю.

– Стать позором семьи или женой Лестрейла, хм… Выбор просто невероятный. К слову, узнал бы Лестрейл, да и всё общество заодно, о том, что я потеряла невинность, если бы ты не сказала, мама?

Я не хочу её поддевать – меня правда всегда волновал этот вопрос. Аделаида не смотрит на меня, но брови её хмурятся.

– Узнал бы, милая. И тогда он мог бы порешить всю нашу семью сгоряча.

– Ты просто принесла меня в жертву, – делаю вывод я.

– Или дала шанс на свободу? Ты была столь уж несчастна, скача по границе с двуручником наперевес и круша пиратов? А была бы счастлива управлять имением и отбиваться от женихов на каждом балу?

– Ах, так ты заботилась о моём счастье? Вот так спасибо…

– Лестрейл, Винсент – какая разница, если по итогу все они просто мужланы и предатели? – морщится Аделаида.

Она прикрывает веки и чуть покачивается, будто вот-вот упадёт. Затем резко распахивает глаза и смотрит на меня со слабой улыбкой.

– Былого не воротить. Моя жизнь была полна ошибок, и, быть может, настало время их исправлять.

Она перекидывает кашицу из ступки в чашку и заливает водой из чайника. Поднимается ароматный зеленоватый пар. Запах у него приторный, пожалуй, чуть тошнотворный, но жаловаться грех. Мать двумя руками передаёт её мне.