– Это не ответ, просто… смотреть на тебя невыносимо, – говорит он и поворачивается ко мне спиной, направляясь прочь от танцевальной части зала.
Озадаченно смотрю ему вслед. Как это понимать?
– Будь готова, – бросает он, не повернувшись ко мне лицом. – Отбываем завтра утром.
Меня передёргивает от ощущения внимательного взгляда. Даже поворачиваться не надо, чтобы понять, что это кузен жаждет узнать, удалось ли мне уговорить ёрмунганда.
Впрочем, ему не надо знать подробностей. Я победила! Я не дала Винсу никаких обещаний, но при этом меня отвезут в Академию! Остаётся прожить как-то этот вечер и ночь, поддакивая императору, чтобы он убедился в моей покорности и не совал палки в колёса.
– Моя умница, – сладко тянет он, когда я подхожу ближе. – Он у тебя на крючке. Когда ты окажешься в Дахрааре, тебе передадут дальнейшие инструкции. Следуй им, а если будешь своевольничать – мне сообщат, и придётся напоминать тебе, кто твой хозяин, самыми неприятными методами.
– А действие твоего зелья дотянется до Дахраара? – спрашиваю я язвительно.
– О, не переживай, – улыбается Лестрейл. – Нашу связь не нарушить ни расстоянием, ни временем. Ах, совсем забыл предупредить тебя о ещё одном побочном эффекте, но теперь, думаю, самое время…
Смотрю на императора, предчувствуя, что мне не понравятся его слова – никогда не нравились, с чего бы вдруг начали? Он всё так же подчёркнуто учтив и слащав, а я насторожена.
– Я всё ждал, когда ты выкинешь какую-нибудь глупость, например, набросишься на меня с зубочисткой наперевес, чтобы увидеть это в действии, но ты меня разочаровала.
– И что бы тогда произошло? – небрежно бросаю я, вспоминая свой кастет из шпажек.
– Видишь ли, милая, мою жизнь тебе надо беречь, как зеницу ока, – скалится он. – Ведь моя кончина будет означать и твою, а любое моё ранение перейдёт на тебя. Так что если вдруг твой дражайший Винсент вздумает сразиться со мной, то сначала он убьёт тебя, сам того не зная.
– Да ладно, – срывается с моих губ. – Ты блефуешь!
– Хочешь проверить? – ухмыляется кузен.
Он поднимает свою изящную наманикюренную ручку и проворачивает камень на перстне, из которого тут же выскакивает толстая игла.
– Раньше тут был яд, – скучающе поясняет Лестрейл, – но выветрился. А безделушка больно уж мне по душе.
Он медленно, с удовольствием проводит иглой по раскрытой ладони, а я морщусь, чувствуя, как проступает глубокая царапина на моей. Порез на руке Лестрейла затягивается параллельно с тем, как на моей ладони он проявляется. Подняв руку, я убеждаюсь, что это не иллюзия.
– Это чудовищная магия, – шепчу я. – Подобной не должно существовать!
– Даже твоя мама так посчитала, – пожимает плечами Лестрейл. – Всё же не хватает ей жёсткости. Она могла бы добиться куда большего, отбросив некоторые принципы.
Да, по сравнению с императором даже моя мать кажется добродетельной и принципиальной особой, что прекрасно его характеризует, ибо по мнению любого адекватного человека Аделаида лишена принципов напрочь. Я даже не уверена, что она мне-то поможет. К счастью, я не возлагаю на неё особых надежд, скорее, даю ей последний шанс доказать, что она испытывает ко мне хоть каплю светлых чувств.
Что до кузена, от него я жду исключительно самые мерзкие пакости. И в борьбе с такой беспринципной, мелочной заразой мне понадобятся самые надёжные союзники. И очень хитрые…
К счастью, такие у меня на примете имеются, мне бы только с ними встретиться.
А значит, продолжаем придерживаться плана.
– Завтра утром я отбываю с ёрмунгандом, – сообщаю я.