– Понимаю, – император щерит мелкие зубы. – Она из дель Монроков, что чуть не сгубили твою сестру. Быть может, ты хотел бы судить её по законам Дахраара?

– Это не единственное её преступление, – Винсент презрительно дёргает уголком рта. Кажется, ему даже смотреть на меня противно, и в то же время его взор вновь и вновь возвращается ко мне.

Вот и всё, что нужно знать про дахраарскую благодарность. Я спасла твою сестру, ледышка, я была с ней от начала до конца! Сердце стискивает горечью обиды.

– В чём же моя вина перед вами, о, почтенный ёрмунганд? – спрашиваю я, не в силах сдержать сарказм.

– Заткнись! – шипит император. – Кто дал тебе право говорить?!

Винс приподнимает бровь.

– Твои подданные не слишком уважительно ведут себя, – замечает он.

Лестрейл снова виляет хвостом, как блохастая псина.

– Мне не смеют дерзить, Винсент, – говорит он. – И все мои гости защищены от наглости моим авторитетом. Просто этой паршивке нечего терять.

Он заносит свою наманикюренную руку, чтобы ударить меня наотмашь, но ладонь ёрмунганда, больше его тщедушной ручонки раза в три, перехватывает тонкое запястье.

– Дриттсек… – цедит он сквозь зубы. Император чуть ли не рычит, глядя на него, и Винсент соизволяет, наконец, говорить на понятном всем языке: – Женщин не бьют, Лестрейл. Только если не встретили воительницу в честном бою.

– Я не бью её, а наказываю за дерзость, – выплёвывает презренный крыс.

Винс снова отвечает одним лишь движением брови. Затем поддевает пальцем цепь, что приковала меня к полу, резко дёргает, заставляя меня наклониться и чуть не упасть. Я вскидываю на него злой взгляд.

– Так ты хочешь её воспитать? Шлёпая по щеке? – спрашивает он насмешливо. – Добьёшься того, что она притворится овечкой и прирежет тебя в ночи.

– Как ты ловко раскусил мой план, о, ёрмунганд! – льстиво отвечаю я, и он сильнее дёргает цепь.

В этот раз я всё же падаю на колени. Это ощутимо больно, потому что у меня нет сил, чтобы сгруппироваться и не встретить мраморный пол самой болезненной точкой на коленках.

– Бить женщину нельзя, но унижать – на здоровье? – спрашиваю я ехидно.

– Всё такая же болтливая, – тянет Винс. В его голосе мне чудится одобрение, но когда я поднимаю голову, то вижу совершенно непроницаемое лицо. – Занятно. Отдай мне её, Лестрейл.

– Что? – хором восклицаем мы с императором. Отличается только тон. Я в гневе, а Лестрейл, безусловно, удивлён, но ожидает выгодного предложения.

– Что ж… – тон императора становится всё более слащавым. – Мы могли бы обсудить это вместе с другими вопросами. В конце концов, ты в праве требовать компенсации, и Рубия вполне может стать одним из даров для ёрмунганда.

– Я не вещь и не буду даром для того, чтобы уладить твои конфликты с соседними странами! – возмущённо кричу я.

Но меня словно не слышат. Я больше не гроза пиратов с морской границы, не старшая дочь семьи дель Монрок – я изгнанница, моё слово ничего не значит.

– Уведите её, – отмахивается император и делает приглашающей жест в сторону соседней залы. – Пойдём же, мой старый друг, нам есть, что обсудить.

Стражники тащат меня за цепи, не давая даже секунды, чтобы подняться. Сбитые коленки больно проезжают по мрамору. Я всё же встаю и волочусь за стражей, а они норовят побольнее дёрнуть, чтобы наручники ранили запястья. Но я не доставляю им удовольствия видеть мою боль и слёзы. Смотрю на них с ненавистью исподлобья, размышляя, что сделаю с ними, когда освобожусь.

Ох, встретились бы мы в честном бою, вы бы выли, умоляя о пощаде, щенки!

Меня возвращают в тюрьму. Здесь холодно, что особенно тяжело для огненного дракона, магию которого заперли. Ложусь на нары и пытаюсь завернуться в тонкое, поеденное молью одеяло.