Анара́д, постояв немного, передумал идти к Домине — ноги понесли его в обратную сторону. Как углубился в лес, Анара́д и не помнил. Спокойный дождь, по-осеннему промозглый, шуршал в кронах, стекала вместе с ручьями старая хвоя, осыпаясь на тропку, что темнела средь деревьев, почти травой заросшая. Остался уж позади детинец и шум его суетной жизнью кипучей, а здесь — в лесу — птицы пели, и всё на разный лад, и запах грибной мучнистый.

Волосы уже липли ко лбу, и вискам, и шее, дождь застилал глаза, на губах его вкус холодный, на плечах и груди намокла рубаха. Анара́д всё глубь удалялся сквозь тихий омытый лес, на ходу сбивая капли с травы охристой, через которые проглядывали соцветия древесницы лесной — такие синие, гордые, смотрящие в хмурое дождевое небо, как глаза княжны Агны.

Княжны. Вот же недоля окаянная, надо же вот так не понять, кто она, угодить ногами в трясину. Анара́д шагал вглубь, топча их сапогами. Вскоре лес, погружённый в дымку влажную, редеть стал — княжич вышел на берег реки, которую здесь называли Доль. Брала она исток из чащобы Врожеских лесов и примыкала к руслу Согши, что разветвлялась в разные стороны: одна ветвь к морю вела, к землям северян, торговых городищ обширных, а другая — вглубь дремучую.

Вскоре глазам открылись холмы покатые за туманной пеленой, дубы раскидистые, словно памятки о том, кто здесь покоится уж много лет. И тихо здесь было, что даже не слышно, как шелестит дождь по траве. Анара́д направился к ним — к тому кургану, где берёзы тонкие росли ― там и захоронена матушка. Княжич замедлил шаг, не понимая, зачем пришёл сюда. Сказать, что так и не нашёл следов никаких, и отца не нашёл. Приблизившись, погрузился в пустоту безмолвную, неподвижную, и гладь тихую не рябило даже ветром.

Анара́д коснулся берёзы, самой старой, от сырости мхом поросшей, с потемневшей корой — ещё несколько лет, и засохнет совсем, даже как-то горько становилось от того: больше не будет здесь тени прохладной в знойный летний день, и длинные ветви не будут свисать до самой земли, что косы девицы. Дождь, кажется, стих — Анара́д не чувствовал, как и время, которое текло в месте этом пустынном по-иному. Не заметил, как темнеть начало, и туман поднялся такой плотный, что крыл дальние берега лесистые. А потом снова закрапал дождь…

Анара́д вернулся, когда стемнело почти, загорелись повсюду лучины в окнах высоких да факелы повсюду. Шумели дружинные избы, мимо которых проскользнул княжич ― пир, знать, разгорался. Значит, и князь там, и Вротислав. Только присоединяться к ним не хотелось — нужно выспаться как следует, а завтра решить, что с чужачкой делать. Княжной Збрутича.

Поднявшись по ступеням, Анара́д поднял глаза, выхватываю стоящую женскую фигурку на крыльце. Домина к нему бросилась, оглаживая щёки и грудь.

― Холодный какой, мокрый, где ты был весь день? Тебя жду, и вчера ждала, а ты так и не пришёл, ― пролился мёдом хмельным голос её, чуть с хрипотцой, приглушённый, в темноте глаза её блеснули огнём, согревая.

Анара́д в кольцо рук её заключил, только теперь почувствовал, что и правда весь мокрый, и колотилось изнутри что-то неуёмное, тревожное, и хотелось немедленно избавиться от того прямо сейчас. Он склонился, жадно и остервенело впиваясь в губы служительницы, сминая груди в ладонях, скользнул губами к волосам, вдыхая смолянистый запах, такой горячий и горький, скользнул краешками губ по её шее бархатной и сладкой ― прикусил. Домина обмякла в его руках, но тут же встревожилась, когда княжич к брусьям крыльца её потеснил.