Эржбета писала.

…Ядзита, как и прежде, занималась вышивкой…

…Богуслава, растревоженная ссорой, мерила комнату шагами…

…Лизанька читала очередное послание, которое то к груди прижимала, то к губам, и вздыхала этак, со значением…

…Мазена, устроившаяся в стороне, тоже читала, но книгу в солидном кожаном переплете.

- Я… я больше не собираюсь молчать! – Габрисия появилась в гостиной.

Гневливая.

И глаза покраснели от слез… способна ли матерая колдовка плакать?

- Пусть все знают правду!

- Какую, Габи? – Богуслава остановилась.

…одержимая?

…об одержимых Себастьян знает не так и мало. Случается человеку по воле своей впустить в тело духа. Думают обычно, что справятся, верят, а после, когда оно бедой оборачивается, то удивляются тому, как же вышло этакое… и ведь началось все с того самого приворота.

Дура…

…и надо бы скрутить, сдать жрецам, авось еще не поздно, заперли бы, замолили, вычистили измаранную прикосновением тьмы душу.

Нельзя. Не время еще.

- Ты моего жениха увела!

- Помилуй, дорогая, не я увела. Он сам не чаял, как от тебя спастись… ты была такой… страшненькой… но с претензией, - Богуслава смерила соперницу насмешливым взглядом.

А ведь не переменилась. Не то, чтобы Себастьян так уж хорошо знал ее-прежнюю, но сколько ни приглядывался, странного не замечал.

Не ошиблась ли Ядзита?

Вышивает, словно не слышит ничего, и прочие красавицы ослепли, оглохли… нет, не оглохли, прислушиваются к ссоре, любопытствуют.

- Да и кому интересны дела минувших дней, - Богуслава расправила руку, глядя исключительно на собственные ногти. Розоватые, аккуратно подпиленные и смазанные маслом, они тускло поблескивали, и Себастьян не мог отделаться от ощущения, что при нужде эти ногти изменят и цвет, и форму, став острее, прочнее, опасней…

…аж шкура зачесалась, предчувствуя недоброе.

- Никому, - согласилась Габрисия, мазнув ладонью по пылающей щеке. – Куда интересней, как ты с единорогом договорилась, дорогая…

Мазена закрыла книгу.

А Эржбета оторвалась от записей, Лизанька и та письмо, едва ли не до дыр зачитанное, отложила.

Интересно получается.

- Панночка Габрисия, - Клементина, по своему обычаю державшаяся в тени, выступила. – Вы осознаете, сколь серьезное обвинение выдвигаете против княжны Ястрежемской? И если окажется, что вы клевещете…

- Я буду очень удивлена, - в полголоса произнесла Ядзита. Игла в ловких пальцах ее замерла, но ненадолго.

- Я обвиняю Богуславу Ястрежемскую в обмане и подлоге. Она давно уже не невинна… - Габрисия разжала кулаки. – Четыре года тому я застала ее в постели с… князем Войтехом Кирбеничем…

- Ложь, - легко отмахнулась Богуслава.

- Как драматично! – Эржбета прикусила деревянную палочку, уже изрядно разжеванную. – Накануне свадьбы невеста застает суженого с лучшею подругой в… в компрометирующих обстоятельствах…

- Габи, не позорься, - Богуслава не выглядела ни смущенной, ни напуганной. – Тебе показалось, что ты застала в Войтеховой постели меня…

- Показалось?!

- Именно, дорогая, показалось. У тебя ведь зрение было слабым… настолько слабым, что без очков ты и шагу ступить не могла. А тогда, помнится, очки твои разбились…

- Весьма кстати…

- Бывают в жизни совпадения…

- Я узнала твой голос, - отступать Габрисия не желала. – Или ты и в глухоте меня обвинишь?

- Разве я тебя хоть в чем-то обвиняю? А голос… мало ли схожих голосов… я понимаю, - Богуслава поднялась. – Очень понимаю твою обиду… и клянусь всем светлым, что есть в моей душе, что невиновна…

…она обняла Габрисию, и когда та попыталась отстраниться, не позволила.

- Тебя глубоко ранило предательство жениха. Верю, что ты застала его с кем-то…