У Юшкова была задача попытаться по содержанию передач определить источники информации. Ещё в Мукдене, в штабе армии Коити начал получать сведения о работе этой радиостанции. Она начала вещать в феврале этого года, появилась внезапно, работала каждый день по несколько десятков минут и передавала поразительно точные сведения обо всем, что происходило в Харбине и других городах Маньчжурской империи. Передачи предназначались для русских эмигрантов, велись на русском языке и этим вечером рассказывали о том, что произошло сегодня утром, а утром рассказывали о городских событиях прошедшего дня. Героями передач были самые известные деятели эмиграции и японской администрации; передавались свежайшие сводки с фронтов на западе и на Тихом океане, о которых молчали японские радиостанции и газеты; передавался даже репертуар харбинских кинотеатров и меню ресторанов на Китайской улице. Само собой, что русские с первой передачи приникли к полузапрещённым японскими властями радиоприёмникам. Для японцев это был очень неприятный сюрприз, они не могли определить, кто с такой скоростью и оперативностью доставляет «Отчизне» самые свежие сведения. Меры жандармерии и работа агентуры ничего не давали. И тогда была поставлена задача – попытаться найти тех, кто поставляет «Отчизне» информацию.
– А какая вторая?
– Вторая?
Асакуса дошёл до сейфа и вытащил оттуда ещё несколько папок.
– Вторая! – задумчиво произнёс он. – Вторую получите позже, а пока будете работать с ним каждый день с утра до вечера. Лучше, если вы будете и ночевать там. Вы женаты?
– Нет!
– Ну тогда ночевать можете… – Асакуса продолжал ходить по кабинету, – можете где хотите, раз вы не женаты. Мужчина должен быть женат, хотя бы временно. Начнёте завтра, сегодня можете быть свободны!
О встрече Енисея с каким-то японцем было доложено капитану Соловьёву, при этом было упомянуто, что после высадки Енисея из такси около его конторы машина повезла японского пассажира дальше; японец вышел на углу Китайской и Биржевой и вошёл в неприметную гостиницу недалеко от набережной Сунгари. Отследить этого человека, знакомого Енисея, Степан отправился сам: через полтора часа за японцем приехала машина, отвезла его из гостиницы в Новый город и въехала в ворота японской военной миссии на Больничной улице.
– Выходит! – выдавил Ванятка и сменил свою шпанскую позу: плечом к стене дома, нога за ногу и руки на груди.
– Давай за ним! Стой! – Степан схватил Ванятку за руку. – Он, кажись, движется в нашу сторону! Растворяемся!
Ванятка отошёл метров на пять, снова прислонился к стене и достал пачку папирос «Лапото».
«Когда я тебя отучу дымить? И стоит опять как шпана!»
Степан дождался, когда японец от ворот миссии дошёл до Николаевского переулка и повернул на него. Короткий, всего несколько десятков метров Николаевский переулок соединял Больничную улицу и Соборную площадь. Японец шёл к Соборной. Степан тронулся с места и, проходя мимо Ванятки, сказал:
– Быстро сгоняй к нашим и узнай, Енисей на работе или нет? Наблюдение за ним не снимать до вечера, до самого его дома, встретимся на базе. Если что, я здесь поставлю метку.
Ванятка кивнул, и его шляпа, к которой он так и не привык, клюнула ему на нос.
«Ну, Саньгэ, конечно, тебе спасибо, но, если человек никогда не носил шляпы, нашёл бы ему хотя бы кэпку!» – подумал Степан, глядя на Ванятку, который всего лишь несколько месяцев назад сменил солдатский бушлат и пилотку на пиджак и шляпу, которых за свою короткую жизнь никогда не носил.
Японец медленно прошёл переулок, вышел на тротуар Соборной площади и остановился.