– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство!

– Идите!

Зыков повернулся к двери, а Асакуса вернулся к карте.

– С-с-суки! – сказал он, вглядываясь в то, как близко Транссибирская железная дорога на севере подходит к Амуру, а на востоке – к Уссури.

– Что? – спросил Зыков, он ещё не успел дойти до двери.

– Идите, Зыков, идите! Это я не вам!

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! А то мне показалось…

– Да идите же!

Зыков ушёл, капитан Коити ещё не прибыл, и Асакуса, не отходя, стоял возле планшета. Он давно пытался додумать одну мысль, она прочно засела в его голове, но вместо этой мысли в голову настойчиво стучалось русское ругательство: «С-с-суки!»

«Почему они завязали войну с Америкой? Ведь вот – плацдарм! И как были правы авторы плана «бцу» ещё в двадцать восьмом! И какая умница был этот майор Канда Масатанэ! Конечно, здесь надо было начинать! Здесь! Вошли в Маньчжурию, обеспечили тыл, вычистили коммунистических китайцев, замирились на время с крестьянами и ударили… – Он смотрел на карту. Он водил по ней карандашом и, встав на цыпочки, забыв про больную ногу, старался как можно ближе разглядеть обозначения. – Владивосток – блокировать одной половиной флота! Другой – устье Амура. Из Татарского пролива разбомбить Комсомольск-на-Амуре. Базы бункеровок, – вот они, на Карафуто несколько десятков миль, прямо за кормой! От границы до Уссури и железной дороги – десяток километров… всего… Хабаровск разбомбить, Благовещенск уничтожить артиллерией, перерезать железную дорогу в Облучье… и марш-марш по степи на Читу! Водвориться здесь, взять уголь, руду, восстановить в Комсомольске авиационный завод и этот – по подводным лодкам!!! Да нам в Азии после этого кто бы посмел слово сказать? А потом уже можно было бы браться за Америку. А мы увязли, сначала в китайском муравейнике, а их надо просто выжигать огнем, этих китайцев… заселить Маньчжурию нашими колонистами, и был бы прекрасный тыл… А американцы взяли и утопили весь наш флот. Чикишо!»

Асакуса оторвался от карты: русское «с-с-суки!» было сильнее, чем японское – «чикишо». Командование императорского военно-морского флота не было «скотами», он их многих знал лично, а были именно «с-с-суками!», это ведь они доказали императору, что сначала надо победить Америку и стать хозяевами на Тихом океане. Базироваться надо на земле, пусть Япония окружена морями, но японцы, как и все люди, живут на земле, на тверди, а не на зыби! Как же они не могли этого понять, когда оспорили план своих сухопутных коллег и настояли у императора на варианте Пёрл-Харбора. Это была стратегическая ошибка! Скотычикишо те, кто лямку тянут и землю пашут, а эти именно…

– С-с-суки! В своих красивых чёрных мундирах… – сказал он в голос.

– Виноват! – вдруг послышалось от двери.

Глядя на город, Кэндзи ехал из гостиницы в миссию, смотрел на мелькавшие дома, перекрёстки, церкви, на деревья, которые за прошедшие семь лет подросли, и ощущал, что он будто бы вернулся домой.

«Харбин! – думал он. – Сколько же тут всего со мною случилось!»

По обоим тротуарам шли люди, много людей. Он ехал и всматривался в лица. Ему казалось, что кого-то он узнал или узнавал, всё мелькало и было таким знакомым. Ему казалось, что вот сейчас он увидит Соню, или Анну Ксаверьевну, или Александра Петровича, или своих студентов, или коллег из миссии, а может быть, мелькнёт старый Тельнов, если он ещё жив. Но люди шли – незнакомые, а с другой стороны, такие знакомые; они почти не изменились, только Кэндзи стало казаться, что лица большинства из них оттеняла тревога, а в движениях появилась суетливость и какое-то подрагивание, нервное, так дрожат руки, когда человек очень волнуется…