Он протянул руку – стена отодвинулась, или он просто подумал, что она отодвинулась? Каждый предмет здесь зависел от его восприятия, от его страха, от его надежды. Он кричал, а эхо ответило голосом другого человека, голосом Ростислава, затем Ники, потом Максима, потом всех сразу.

«Ты больше не ты», – сказал кто-то.

«Ты начал видеть», – прошептал другой.

«Ты потерял границу», – добавил третий.

Он – герой, который не может выбраться из своего романа. Писатель, который стал своим собственным персонажем. Слепец, который создал целый мир, чтобы не смотреть в лицо одиночества.

***

Его настоящее тело лежало где-то вдалеке от этого внутреннего хаоса в серой комнате без окон, без зеркал, обмотанное проводами и датчиками.

Иногда за дверью слышались шаги, голоса, щелчки замков. Он не ел, не пил, был на грани сознания: во сне Ростислава, в страхе Алисы, в воспоминаниях Максима, в чужих снах Ники, в двойном взгляде Олега. Всё это были он, только он, разорванный на части, чтобы не сгореть целиком.

В какой-то момент он произнёс вслух:

– Если я не проснусь… значит, я никогда и не был здесь.

Ему казалось, что, он вообще не существовал, иногда он плакал. Но даже слёзы не были его – это могла быть боль Ники, или последний проблеск человечности, который ещё не успел исчезнуть.

***

За пределами белых комнат и галлюцинаций в реальности, медсестра заглянула в палату.

Человек лежал неподвижно. Глаза были открыты, но смотрели внутрь себя – или дальше, за границы реальности. Дыхание было едва заметным, как будто он уже почти перестал быть. Тело – хрупкое, истощённое, словно мысли высосали из него жизнь.

Она посмотрела на него, проверила пульс, записала время, потом вышла, закрыв дверь. На лице не было ни тени эмоции. Просто ещё один пациент. Никто не знал, проснётся ли он, или останется там – внутри себя, в мире, где он был всеми и никем.

***

Тихие шаги прозвучали по коридору. Фигура в чёрном плаще с капюшоном прошла по этажам мимо спящей медсестры, которая даже не вздрогнула, мимо камер наблюдения, которые застыли на мгновение.

Дверь в палату была заперта, но она не остановилась, просто прикоснулась к ручке и прошла сквозь дверное полотно.

Она вошла и склонилась над ним. Его тело дышало так слабо, что это можно было принять за паузу между жизнь и смертью.

Фигура сняла капюшон, однако, лица не было. Но голос – женский, мягкий, как шёпот ветра через старые окна:

– Ты мне идеально подходишь, – выдохнула она и замолчала, на долю секунды казалось, что воздух стал плотным.

Затем…он резко вдохнул, глубоко, как будто только сейчас родился. Его глаза закрылись, а потом снова открылись, но теперь в них светилось нечто новое.

Я медленно открыл глаза – надо мной, словно неподвижная тень, висело плотное облако. Оно казалось близким настолько, что, подняв руки, я инстинктивно потянулся к нему, чтобы разогнать пальцами эту серую дымку. Голова раскалывалась от боли, будто внутри кто-то стучал кувалдой по железным стенкам черепа. Мысли прыгали и метались в сознании, как белки в колесе, бесконечно вращаясь, не давая ухватиться ни за одну. Я не мог понять, кто такие эти белки – просто образ, мелькнувший где-то на периферии памяти. Но почему-то знал: они безобидны, их не нужно бояться.

Затем перед глазами вспыхнули какие-то образы – картины, написанные маслом, старые рамы, покрытые пылью. Балерины в белых пачках, их движения, будто бы парящие в воздухе… Откуда это? Почему именно они приходят мне в голову? Я закрыл глаза, надеясь остановить этот хаос, но через секунду снова открыл – слишком много вопросов, слишком мало ответов.