«Ты больше не ты. Ты – сумма всех, кого ты видела», – это был её собственный голос. Или чей-то другой? Она не знала.

Её воспоминания начали исчезать. Сначала мелкие – любимый запах, цвет, песня, которую она любила. Потом важные: лица родителей, имя первой любви, дата рождения. Однажды она посмотрела в зеркало и не узнала себя. Зато узнала других.

В своём сне она видела мужчину, который ждал автобус, женщину, которая рвала фотографии, ребёнка, который кричал в темноте. Все эти люди спали где-то рядом. Их мысли текли в неё, как вода в треснувшую чашку.

Она стала бояться сна, старалась не спать по ночам. Сидела у окна, смотрела на дождь за стеклом и повторяла про себя: «Меня зовут Ника. Мне девятнадцать лет. У меня есть собака по кличке Лиса. Я люблю кофе с корицей. Я… я… я…».

Иногда она забывала продолжение.

Врачи пытались помочь. Диагноз был простым: «синдром внушённых воспоминаний», «гипнотическая зависимость от окружающих», «эмоциональная перегрузка», но ни одно из этих слов не объясняло того, что она действительно входила в чужие сны, что она чувствовала то, что чувствовали другие, что каждое утро она просыпалась с новыми страхами, новыми желаниями, новыми жизнями внутри себя.

Один раз она попробовала рассказать об этом врачу. Он внимательно слушал, делая заметки. Потом сказал:

– Это очень интересный способ выразить свою тревогу. Вы чувствуете себя потерянной, поэтому создаёте образы других людей внутри себя.

– Но это не образы, – прошептала она. – Это всё настоящее. Я не могу быть собой, потому что я слишком много людей внутри.

Доктор улыбнулся, как взрослый, которому стало жаль ребёнка, верящего в чудовищ под кроватью.

Теперь она сидела в своей палат и читала записи, которые сделала вчера, или неделю назад, или месяц, она Ника не знала точно. На бумаге было написано:

«Я хочу вспомнить, каково это – быть только собой. Только одним человеком. Только одной жизнью. Только одним сном».

Но она не помнит, когда в последний раз это было. Когда она закрывает глаза, она снова начинает видеть чужие лица, чужие голоса, чужие сердца, бьющиеся в её груди. Она просыпается, но не уверена, чьими глазами смотрит.

Тогда она снова говорила себе:

«Я Ника. Меня зовут Ника. Я существую. Я одна. Я – я». Это звучит как молитва или проклятие, или попытка вернуть себе саму себя.

***

Его звали Олег. Или нет? Никто точно не помнил. Возможно, это имя он выбрал сам, или ему его дали те, кто ещё мог называть кого-то по имени. Возможно, у него было другое имя, то, которое принадлежало до того, как всё изменилось.

Он был высоким, широкоплечим, с осанкой человека, который никогда не теряет контроля, даже если внутри всё рушится. Его лицо было спокойным, почти безмятежным. Аккуратно подстриженная бородка обрамляла нижнюю часть лица, придавая ему вид старинного священника или странствующего мудреца.

Но больше всего выделялось то, что нельзя было игнорировать. У него были две головы: одна справа, одна слева.

Обе говорили, иногда одновременно, иногда по очереди, иногда ни одна. Они были одинаковыми на первый взгляд – те же черты, тот же голос, те же глаза. Но если присмотреться, различия становились заметны. Левая голова смотрела в прошлое, правая – в будущее, одна знала правду, вторая – ложь. Иногда они менялись местами.

Он ходил по коридорам «Санкт-Элис» словно страж, которому поручено охранять не стены, а границу между разумом и безумием.

Каждый день начинался с проверки дверей. Он открывал их медленно, почти с почтением, смотрел внутрь, затем закрывал, не запирал, а просто проверял, есть ли кто-то за ними.