- Видишь ли, в моей жизни есть лишь один пример брака, это союз моих родителей. И он идеален. Моя мама – абсолютное счастье папы. И я… мне тоже хочется быть счастьем для тебя. Потому что я тебя люблю. Это желание не исходит из принципа. Только из любви. Но если ты не хочешь, то разве я тебя заставлю, Тоша? Разве оно мне надо?

- Да кто же сказал, что я не хочу?! – повышает голос он, хватая меня за рукав ладонью. Между его пальцев зажата тлеющая сигарета.

- Ты это говоришь, каждым словом, каждым своим действием, - я отворачиваю лицо, - убери! Воняет!

- Вечно тебе мешают мои сигареты! – злится он, отходя и затягиваясь.

- А тебе, видно, мешаю я, в твоей жизни, - негромко отвечаю, доставая из кармана магнитный ключ.

- Диан, хватит драмы, - Антон отходит к мусорке у подъездной двери, - здесь нормально? Не достает?

- Нет.

- Слушай. Разве я не понимаю, что не ровня тебе?

- В каком смысле?! – у меня дурацкими пятнами краснеет лицо, - что ты несёшь?!

- У твоих родителей свой бизнес; у вас квартира в «Фортуне»! Тебя с детства водили по кружкам и развивали, лелеяли. Ты умеешь всё на свете, и танцуешь, и поёшь, из пластилина лепишь, и притом непривередлива. Одной кастрюлей супа неделю питаться можешь, игрушки вяжешь! Ну куда тебе идти за меня? За меня сегодняшнего? Дай мне хоть чего-то достичь, Диан, чтобы быть тебя достойным!

- Да причём тут это всё? – меня разрывает от злости. Его слова звучат как отмазки, - разве я хоть намекнула, что для меня это важно? Я пошла бы за тебя в джинсах и футболке, и мне никакого платья не было бы надо!

- А я хочу тебе его дать, - твёрдо отвечает Антон, выбрасывая очередную сигарету в урну, - и пока я не буду на это способен, я не позволю себе жениться на тебе.

Мне хочется плакать, но я не позволяю себе разреветься при Антоне. Пока он не сообразил, пикаю магнитным ключом домофон, и сбегаю в подъезд, успев защёлкнуть дверь прямо перед ним.

- Диана! – рычит Тоха, но я не реагирую. Наоборот, хочу позлить. Открываю почтовый ящик, достаю квитанции. Медленно их просматриваю, зная, что за стеклянной дверью кипятиться Антон. Потом еле плетусь к лифту, и скрываюсь из виду.

Пока еду, несколько раз глубоко вздыхаю. В груди жжёт, словно сигареты Антона прожгли там дыру. К сожалению, ехать слишком мало – всего три этажа. Я выхожу на площадку, не веря, что полчаса назад меня волновала какая-то там Лилия.

Дома витает совсем другая атмосфера. Из дождливой осени я попадаю прямиком в любовь. Серый кот Купидон выбегает меня встречать. Он громко орёт, пока я разуваюсь.

Из кухни выходит мама в переднике. Наши с ней фигуры практически одинаковы, только я шире в бёдрах. На её лице ласковая улыбка. Я ныряю в её объятия, прячусь от обидного Антона с его сигаретами и отмазками от женитьбы.

- Папа готовит корн-доги, - сообщает мама. Я подхватываю кота, и мы втроём путешествуем на кухню.

Целую папу в щеку, за мной его целует мама – просто так, хоть и провела с ним весь день. Она садиться со мной за стол, бросая на папу лукавые взгляды. Так было, сколько я себя помню. Папа готовит, а мама ходит в переднике. И любят друг друга до безумия.

- Как день? – участливо спрашивает мама, - обедать будешь?

- Буду чай.

Отец отряхивает руки, набирает воду в чайник. Его корн-доги шкворчат в сковороде, дурманя голову запахом, а мне всё напоминают ужасные сигареты Антона. Снова расстраиваюсь.

Мама как чувствует, подхватывает гиблую тему.

- Антоша к нам никогда не заходит…

- Не начинай! – вырывается резкое.

Родители переглядываются, папа хмурится. Я уже жалею о своей вспышке, но извиняться не хочу. Отворачиваюсь к окну. Мне снова хочется плакать. Ну не дура ли?