Принц злобно засопел.

— Я воюю во имя здравствующей королевы, — рыкнул он. В голосе его сквозила лютое исступление, злоба и горечь.— Моей матери! Я всего лишь точный инструмент в ее руках! А брак — мой долг перед королевством! Я рожден для того, чтобы служить трону и процветанию государства!

— Не всегда послушный инструмент-то! — съязвила Эвита, припоминая принцу его перепалку с матерью. — Смотрите, как бы во время консумации брака инструмент не подкачал. Чернила там кончатся, или еще что.

Он пропустил этот выпад мимо ушей.

— На троне будет сидеть юродивая кукла, — отчеканил принц яростно. — А в постели у меня будет любая, на какую я посмотрю. Ну, а детей родишь ты.

— Но почему я?! — воскликнула Эвита.

Лицо принца тотчас стало холодным, злым.

— Потому что я так захотел, — стервозно ответил он. — Этого мало? Или служанки тебе что-то другое и на этот счет говорили?

— И сестренку… — девушка ухватилась за сердце, сраженная догадкой.

Принц кратко кивнул:

— Если ты не подойдешь.

— Совесть имейте! Она же совсем дитя! Ей только шесть лет!

— Ничего. Я не тороплюсь, — холодно ответил он. — Через десять лет ей будет шестнадцать. Вполне годна для того, чтоб рожать.

— О, монстр!

Принц самодовольно усмехнулся.

— Вот и избавь сестренку от этой судьбы, — произнёс он. — В твоих интересах согласиться и выполнить то, что я от тебя прошу. Большего я от тебя не потребую. В конце концов, я предлагаю тебе честную сделку.

— Сделку?! Родить детей — это что, все равно, что табуретку по объявлению продать?!

— Что?!

— Ничего! Я говорю о том, что дети — это же… дети! Мои дети! Я будут чувствовать по отношению к ним любовь, нежность… я не смогу их просто так отдать кому-то!

— Не кому-то, а родному отцу, — холодно ответил принц.

***

Нет, в целом, все логично…

Он принц, берет то, что хочет.

Но все равно кое-что цепляло, не давало покоя.

Почему для своих целей он запросил девушек из дома злейшего врага? И ведь не одну Эвиту, а обеих сестер, на случай, если «со старшей ничего не получится».

Можно было б списать все на его романтические чувства, которые принц в силу своей эгоистичности и жестокости проявляет как умеет. В конце концов, Эвита очень красивая девушка. Это и сам принц отмечает, исследуя ее тело!

Но!

Сестренка.

Которую он приберег на всякий случай!

«Не вяжется, не вяжется, — лихорадочно думала Эвита. — Строптивого герцога хотел наказать? Ну, уж нет! Вариант с бочкой и сожжением больше для наказания подходит! А тут принц прямо говорит — твои дети мне нужны, чтоб на трон посадить после себя. Ничего себе, наказание! Потомки злейшего врага!»

Тут Эвита глянула на принца так, словно впервые его видела.

Словно и в магической памяти, доставшейся ей вместе с телом девушки-герцогини, не было и следа, оставленного этим мужчиной.

Когда принц не болтал всю ту злобную чушь, которой он запугивал Эвиту, он казался вполне вменяемым. Не одержимым маньяком.

Угрюмым и сердитым, но не злобным.

Складывалось впечатление, что ему вообще плевать на герцога. Даже если принц и разнес его крепости, и самому ему наступил на горло, победив в бою и обезоружив.

Девушка вдруг с изумлением поняла, что и причины вражды она не знает.

В памяти не было ни единого объяснения этому.

Ни одного вообще.

Огромный кусок воспоминаний словно стерли напрочь. Вырвали.

Вот яркие картинки из детства и отрочества Эвиты, розы, светлые блики на каменных стенах замка — и вот сразу же ужас войны, страх, холод, пламя и ненависть.

Почему сцепились богатые дома королевства?

За что сражались, что не поделили?

«По голове, что ли, герцогиньку-то тюкнули, прежде чем я в ее тело попала? — размышляла девушка. — Нет, ну как-то интересно, точечно тюкнули. Тут помню, тут не помню. Спросить у кого? Ага, и подумают, что я тоже свихнулась, как и эта… полинялая кобыла. И тогда, кто знает, точно, не засадит ли принц меня в бочку! Сумасшедшие-то дамочки ему не нужны…»