«Погодите, вот высохнет!» – хихикнул художник.
Разумеется, солдатики замполиту тут же своего начальника вломили – отмазывать не стали. Так что мне все рассказывали в подробностях и лицах.
Работу прапорщик принял без вопросов и даже похвалил за скорость. Генералу доложили, он одобрил.
На следующий день, глядя на свежепокрашенный забор, чудилось присутствие некой крылатой надписи, но не явно – на уровне ощущения. То ли краска по-разному впитывалась в дерево, то ли с разной скоростью выгорала на солнце.
Проходя мимо, Козлов заметил, что «на заборе член вырос». И это в преддверии визита высокопоставленных лиц. Генерала чуть кондратий не хватил.
Послали разбираться замполита. Под его же приглядом забор перекрашивали.
Художник, разумеется, отправился на губу. И его уже забронировали изображать террориста на показательных выступлениях.
– Я должен это увидеть! – первым не выдержал Незлобин, рванул к забору. За ним всей толпой пошли мы.
Даже три слоя краски сверху не спасали ситуацию. Слово на букву «Х» по-прежнему было видно. Да, на уровне ощущений, но тем не менее.
– В черное надо перекрасить все, – вздохнул стоящий рядом Отбойник. – Но это не по уставу.
– Гречко с вами за такое знаете, что сделает? – парировал Тоом. – И все будет по уставу.
Дальше шла непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений. Воскобойников орал на срочников, те старательно пучили глаза, на прямые вопросы отвечали по уставу: «Никак нет» и «Так точно». Прямо как в анекдоте про якута, которого призвали в советскую армию, только вот он знал всего три фраза.
На первой же перекличке:
– Петров!
– Я!
– Сидоров!
– Я!
– Чукча!
– Моя!
– Что, моя?
– Так точно!
– Что, так точно?
– Никак нет!
– Что никак нет?!
– Ура-а-а-а-а!
– Слушайте анекдот… – мне надоело слушать вопли замполита, я отвел его в сторону. – Новый.
В штабе мое отличное настроение подкрепил Байбал. Пока нас не было, он съездил в Центральное управление альпинизма. Которое входило во Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов (ВЦСПС).
Там ему посоветовали обратиться к заслуженному мастеру альпинизма Виталию Михайловичу Абалакову, который руководил командой по альпинизму «Спартак», лично покорил пик Ленина и пик Победы. Байбал позвонил тренеру, и тот высказал заинтересованность.
– Он же не только альпинист, – объяснял нам Гоголев, – но еще инженер-конструктор. Если понадобится какое-либо специальное снаряжение – сам сделает.
– Это очень кстати… – покивал я, вспоминая тренировки в ОМОНе. Альпинистскую подготовку нам ставили не долго, около двух недель, и специальное снаряжение я помнил смутно. Какие-то особенные хитрые карабины, которые легко позволяли разворачиваться вверх ногами, спусковые устройства, блок-зажимы. Кажется, мы выставляли под окнами, которые нужно штурмовать, специальные «базы» из сотрудников, которые служили «направляющими».
И где это все тренировать? Нужно здание-заброшка! Вставим окна, будем пробовать их пробивать.
– Иво, – я повернулся к своему заму, – собери первых два отделения. У меня будет объявление.
– Что-то случилось? – забеспокоился Тоом.
– Да. Но хорошее. Нам выделяют целый подъезд в новом жилом доме в Балашихе. Пятнадцать квартир. Осенью.
– Ура!! – первым сообразил Незлобин. – Качать майора!
Глава 4
– Дебилы, бл***![2]
Знаменитая фраза министра иностранных дел Лаврова вырвалась у меня сама собой. Я поймал несколько понимающих взглядов из свиты Гречко, сильнее прижал к глазам окуляры бинокля.
Мы все стояли на специально возведенной вышке, с которой открывался отличный вид на бывшую котельную дивизии Дзержинского. В которой мы, уже полгода как, устроили тренировочный центр. Обучение передвижения спецназа, штурм базы террористов… Последнее, собственно, и происходило. Вооруженные автоматами с холостыми патронами, бойцы третьего отделения пытались захватить залетчиков с губы во главе уже со знаменитым «художником». Тем самым, что «вырастил» нечто на заборе части. Звали его Иван Кучерявый, но волос на голове рядового было негусто – одни залысины. И это в достаточно молодом возрасте.