Если не полынья, а…

Дед ведь говорил, что там, в подвале, был проход за кромку. И почему бы отцу не повторить его? Ладно, не проход, но лаз. такой, чтоб закрывать и открывать по мере надобности?

Тень бы не пролезла, а запах – тот да… и тогда… тогда надо спускаться.

- Она аж расцвела, когда его не стало-то… а тут разом и с малым беда. Его она любила крепко. Аж с перебором-то любила…

Странные слова, но понимаю эту женщину.

И соглашаюсь.

С перебором.

- И вот этакое-то горе… она, как поняла, что доктор не поможет, побежала куда-то. А вернулась не одна…

- А с кем?

- С полиции? – уточнила Иванка, хитро прищурившись.

Мишка вздохнул. И тихо пояснил:

- Кузина это моя…

- Чего?

- Моя мамка и её мамка сёстрами были.

Опасно. Мало ли, что матушка Савки могла этой вот рассказать.

- Так-то она славною была, да встретила этого. Он и заморочил девке голову. Из дому свёл… вот. Батька её тогда крепко обозлился. Она ж всех опозорила. После в наших-то пальцами тыкали. Моей сестрице едва свадьба не порушилась, хотя уж всё сговорено было. Ну да сами понимаете…

Иванка покивала головой, мол, всё как есть понимает.

- Так что запретил даже имя упоминать, чтоб… ну… такое вот. А тут вот батька её помер зимою. Матушка же, тётка моя родная, слегла. Болеет крепко.

Врёт, как дышит. И главное, верят. Вон выражение на лице у Иванки сочувственное.

- Мамка и попросила. Сказала, возьми вон, съезди, поглянь, что да как. Может, и выйдет помириться, облегчение будет. Так-то адресок у неё был. Я и приехал вот. Выходит, что зазря…

- Горе, горе, - Иванка головой покачала. – Так-то не скажу, куда уехали. Просто одного вечера постучалась она ко мне. Сама бледная, трясётся вся. Говорит, срочно ей уехать надобно. Сына увезть. Что будто бы в Петербурх. Будто бы там дохтур есть, который мозговую горячку излечить способный. И для того дом она продала. Так-то дом же ж хороший, крепкий. Просторный. Вот… а меня попросила кур забрать. Хозяевам они не нужны, а у ней добрые были. Я и забрала. Чего б нет…

- И с кем уехали, вы не видели?

- Не видела.

- А дом…

- А вот седмицы не прошло, как полыхнул. Я ещё подумала, что вовремя она. Так-то снаружи ничего-то, целый, но вот во внутрях там жар был крепким. Останься кто живой, то и косточек не нашли бы.

Охотно верю.

- В Петербург, значит…

- Думаю, - вздохнула Иванка, - нету тебе смысла туда ехать.

- Отчего ж?

- Оттого, что в Петербург другою дорогой едут. Их же машина на Колчино повезла. А там скорее на Москву сподручно будет. Если и вовсе… доехали, - она огляделась и, наклонившись, тихо, как ей показалось, произнесла: - Он их забрал.

- Кто?

- Колдун.

- Так он же сгинул.

- Ну… колдуны, они как коты. У них жизнь не одна. Сгинуть сгинул, а после ожил. Небось, он и хворобу эту наслал. И дружка своего отправил. Так что всё, померла твоя своячница. Она-то колдуну без надобности. А сына он утянул. Может, для обряду какого. Сменял на новую жизнь там.

И сказано было это с уверенностью.

- А дом?

- Чего дом?

- Почему он проклятый? Ну, помимо того, что колдун в нём жил?

- А тебе мало? – и взгляд с прищуром.

- Ну… так-то… дёшево просят в самом-то деле. Прям грешно не взять за такие-то…

- Грешно… ох, и дурные вы, молодые-то. Кто ж хорошее чего задёшево отдаст? То-то и оно, что, ежели цена низкая, стало быть, не всё-то ладно. Оно как на рынке. Или молоко брызглое, или сливки – не сливки, а молоко с жиром топлёным мешаное… нет, тут-то, говорю, в доме самом дело. Я ж пошла-то. Со своими-то. Ну как их одних отпустить? Кухня-то крепко погоревшая, а дальше ничего. Я ещё вспомнила тогда, что соседка сказывала, будто у ней защита такая, особая, от пожаров. Видать и помогла. Всё-то там на месте. И кровати хорошие. И шкапа такая, резная целёхонькая. Только петли чутка покоробило. Но муж у меня рукастый, новые б навесил. Дверцы сняли, чтоб не обвалилися… мы ж купить хотели, - спешно произнесла Иванка, будто боясь, что её обвинят в мародерстве.