Да и его якобы расслабленная поза выделялась среди обычной утрешней суеты. Ну не принято тут так себе прогуливаться. Люди или спят, или работают, или ещё чем полезным заняты. А этот торчит, что столб посеред поля.

Я сделал вид, что пригляда не замечаю.

Суббота.

Завтра выходной, и предвкушение его наполняло душу радостью. Не только у меня. Метелька с утра поцапался с хозяйкой, вытащив из её тайника шмат сала и слегка зачерствелые пряники, один из которых и мусолил, не способный разгрызть.

Надо бы в аптеке рыбьего жиру купить.

И капусты квашеной. Это уже не в аптеке, а в лавке.

А ещё лучше свалить отсюдова.

– Савка! – лицо Филимона радовало взгляд свежим синим фонарём. Он щербато улыбался разбитыми губами и выглядел вполне довольным жизнью.

– Доброго утречка…

– Ага, доброго… Савка, а ты чего завтра делаешь?

– Как все. Сперва на молебен. Потом дядьку проведать.

Не то, чтобы вдохновляющее расписание, но уже одно то, что фабрики в нём нет настраивает на весёлый лад.

– А это… – Филимон оттеснил Метельку. – Тут… тебе просили передать, что, может, захочешь на встречу?

– Какую?

Филимон огляделся и, наклонившись к самому уху – в лицо дыхнуло вонью нечищенных зубов, перегара и чеснока – громко прошептал:

– Союзную. Это… союза рабочих Петербурга. Вот. Разрешенную!

Ну да. Официально профессиональные союзы были разрешены.

– Лекцию будут читать. О правах рабочих.

– Филь… ну оно мне на кой?

Потому что сколько лекций ни прочти, а прав у здешних рабочих не прибавится.

Мы прошли через проходную. И скинув тулуп, я пристроил его в самом углу. А то сверху понавалят своих, прокуренных, потом хрен избавишься от запаха.

– Так… три рубля обещали. Если придёшь.

Деловой подход.

Я призадумался.

– Сав… ну чего тебе стоит? Там недолго…

– А тебе чего обещали?

– Полтора, – Филимон не стал отнекиваться. – И Никитку к Вальцевым устроить. На автомобильный.

Это серьёзная заявка. Там, говорят, платят строго по регистру, и выходит втрое против обычного. Штрафов нет. На праздники харчи выдают, по особому уложению. Да и если встать к нормальному мастеру в помощники, то и самому в мастера выбиться реально.

Карьера.

– Сходишь, а? – Филимон аж приседает, норовя в глаза заглянуть. – Ну хочешь, я тебе и так деньги…

– Оставь себе, – от щедрого предложения я отмахиваюсь. – Схожу. Только… Филька, чего они обо мне выспрашивали?

А что выспрашивали, это точно.

И по глазам вижу – угадал.

– Потом, – говорю. – Найдёшь нас, как обед станет. Там и перекинемся словом.

– Савка, – Митрич трезв и зол. – Так, вы двое… ты туда, а ты давай на третий.

– Один не справлюсь, – я встаю, скрестивши руки на груди. – Побойся Бога, Митрич. Мешки неподъемные.

– Помощника дадим, только… – он кривится и видно, что происходящее ему самому не по нутру. – Вы двое в станках уже разбираетесь. А эти вот…

Ко мне подталкивают чумазого пацанёнка, который едва-едва до плеча достаёт. И не потому, что я так уж сильно вырос. Скорее уж мальчишка этот, как и вся местная детвора мелок с недокорму. А ещё он чумаз и костляв.

– Митрич…

– Савка, – он качает головой и даже не матерится. – Ну некого больше! Анчееву расчёт дали.

– Новый?

– Прокофьев. Пока с места не убрали. С выплатою за это… досрочное.

И сплёвывает под ноги. Понятно. Прокофьев не злой. Понимает, что осталось Анчееву недолго, и что новый управляющий не станет закрывать глаза на недоработки. А просто вышвырнет за забор и всё.

Социальные гарантии?

Пенсия по инвалидности? Не смешите.

Вот Прокофьев и воспользовался случаем, чтоб хоть какие-то деньги человеку дать. Надолго их, конечно, не хватит. Но это лучше, чем ничего.