Слава Богу, хоть не во времена Ивана Васильевича закинуло. Там вообще мне был бы трындец.

– Молчишь? Выходит, бродяга… Или воришка? – Городовой бесцеремонно схватил меня за шиворот и рывком поднял на ноги. От него отвратительно несло луком и махоркой. – Пойдем-ка в участок, там разберутся. Тем более, я тебя тут впервые вижу. Своих всех наперечет знаю. И они меня, само собой. Вот так запросто у доходных домов купца Лыкова никто себе ночлежку не устроит. Шевелись!

Сопротивляться было бесполезно, учитывая, что в весовой категории я городовому явно проигрываю. А бежать, если честно, просто не имелось сил. Набегался, спасибо.

Да и потом, где-то в глубине сознания мелькнула мыслишка: в участке, наверное, тепло. Там, наверное, можно будет поспать. В конце-концов, меня же не на месте преступления поймали. Просто городовой решил со своей территории убрать левого босяка.

Он грубо подтолкнул меня в спину, и я, спотыкаясь на неровной брусчатке, побрел по темной, почти безлюдной улице.

Городовой шел сзади, его тяжелые сапоги гулко стучали по камням, время от времени он подталкивал меня между лопаток своей увесистой рукой. Мы прошли пару кварталов, свернули в переулок, где тускло светился одинокий фонарь над дверью с казенной табличкой. Это и был полицейский участок.

Холодный, неуютный свет единственной лампочки под потолком едва разгонял мрак в помещении. Пахло сыростью, дешевым табаком, карболкой и чем-то кислым – то ли немытыми телами, то ли отчаянием задержанных.

Стоило мне подумать о запахах, гуляющих по полицейскому участку, как в голове сразу возник закономерный вопрос: что такое, блин, «карболка» и откуда я вообще знаю это слово? Мысленно покрутил его, пытаясь понять, почему именно оно мелькнуло в голове. Не понял. Похоже, снова какие-то посторонние воспоминания.

А вообще, любопытно, конечно. Почему меня буквально клинит на запахах? В прошлой жизни не обращал на них столько внимания. Правда, в прошлой жизни не приходилось шляться по ментовкам и ночевать на улице, да и в чужие тела я тоже, как бы, не прыгал прежде.

У высокой деревянной конторки стоял хмурый усатый мужик, чисто предположительно, унтер-офицер, которому мой конвоир что-то коротко доложил. Я не вслушивался, если честно. Крутил головой, с интересом рассматривая обстановку.

Интерес, само собой, имел в своей основе исключительно любопытство. В конце концов, не каждый день попадаешь в прошлое.

Рядом с конторкой топтался еще один человек – сухопарый мужчина в приличном, хоть и потертом пальто, с бегающими глазками, нервно теребящий в руках котелок.

– О-о-о-о-о… Господин Горецкий. А вас какими ветрами занесло? – Удивился городовой, заметив мужика. – Давно ли скупщики краденого имущества изволили сами, своими ножками в полицейский участок являться?

– Господин унтер-офицер, попрошу! Что за инсинуации?! Горецкий – законопослушный гражданин.

Мужик с котелком возмущённо вскинул голову и попытался изобразить оскорблённую невинность, отчего-то рассуждая о себе самом в третьем лице.

Вышло у него это, прямо скажем, очень хреново. Имею в виду, невинность. С первого взгляда было видно, что на Горецком клейма негде ставить. Это, наверное, профессиональное у меня – чувствовать аферистов на расстоянии. Как говорится, рыбак рыбака…

Заметив недовольный взгляд городового, который не оценил его гневных фраз, Горецкий тут же сбавил тон и подавшись вперед, громким шёпотом заявил:

– Пришёл в поисках справедливости. Вы же знаете, Петр Алексеевич, у меня ломбард. Скромный такой, небольшой. Так вот, представьте себе, повадилась какая-то дрянь таскать вещички под носом у вашего покорного слуги. А это, знаете, ни в какие ворота не лезет. До позднего вечера весь в делах был, а потом смотрю – бусы опять пропали! Вот и пришел, на ночь глядя.