– Пошли смертники! – воскликнул византийский командир отряда катафактариев Алексей Аксух.

Этот молодой византиец, словно губка, впитывал всю ту науку воевать, что сейчас демонстрировалась и врагу и византийцам. Более того, он даже принимал многие мои фразы и выражения, чаще иных используя их. Так что, когда я назвал европейских штурмовиков смертниками, это понятие моментально стало популярным.

Алексею, как командиру тяжелых конных пока что делать было нечего. Работают только пехотинцы, ну и как в нашем случае, воинственные русские ремесленники с торговцами и не только. Кстати, именно ко мне, на оборону Голоты, попросилось более тысячи жителей Константинополя. Считалось, что эта крепость – самый сложный участок всей обороны столицы Византии. Мол, или смерть, или победа. И остаток идеологически возбужденных людей рвался на передний план обороны. Да, убежать из Голоты в Константинополь почти что и невозможно, это отпугивало одних, но это же привлекало иных воинов.

Я взял к себе примерно две трети от византийских добровольцев. Понимая, что крепость перенасыщена людьми, а так же, что почти что полторы тысячи тяжелых конных – это перебор в деле обороны, в качестве своего рода «жеста доброй воли», передал в сам город четыре сотни своих ангелов.

Византийцев же перераспределили по своим подразделениям, чтобы не заиметь вольных и непривыкших к нашим тактикам отряды защитников, а быстро заставить всех подчиняться именно что нашей системе ведения боевых действий.

В наступление пошли, видимо, сицилийцы. Этих воинов сложно отличить от тех варангов, которые сейчас в Константинополе в найме, и воюют на стенах. Такие же викинги. Без рогатых шлемов, конечно. Уже потому, что викинги-варанги их и не носили никогда, может только в ритуальных обрядах, но, да, норманны шли на приступ Голоты. И делали это пока что неспешно.

– Воевода? – задал вопрос Ефрем.

Казалось, что тысяцкий и ничего не спросил, но это не так. Он просто кричал, так хотелось уже вдарить по супостату из пороков.

– Дай им еще чуть подойти. В бою суеты не должно быть, – остудил я пыл Ефрема.

Могучий воин, превратившийся из юнца-переростка в бородатого грозного большого дядьку со шрамом на левой щеке, закивал головой. Вот борода у него растет густая, а все еще внутри себя дите. Хочется Ефрему побыстрее поиграть новыми игрушками – метательными машинками. Хорошо, что понимает несуразности просьбы и не просит бахнуть из пушки по пехоте противника. Время этого козыря пока еще не пришло.

Или пришло?

– Корабли врага заходят в залив! – прокричал ратник, отвечающий за наблюдение за проливом и Босфором.

– Потому сицилийские норманны и вышагивают, будто на прогулке. Они просто отвлекают нас, – понял я действия врага.

– Стояну отправьте вестового. Мне нужны сведения, что делают конные врага, – приказал я.

Стоян располагался на передовой. Он, как и почти всегда, отвечал за разведку. Десятки его людей притаились почти что в стане врага. Были и те, кто засел на дереве в двух верстах от крепости и наблюдал за тем, что делают венецианские конные. Да, конницы было не много, но пять сотен венецианцы с собой привели. А еще к этому отряду присоединилось более четырех сотен европейских рыцарей. Так что кое-какую кавалерию, но враг имел.

Ключевое же слово «кое-какую», так как с моими ангелами, как и с катафрактариями Алексея, могут сравниться только что европейские рыцари, и то, если они будут действовать слаженно, а не каждый сам по себе. Вместе с тем, конница врага могла бы заставить наших конных завязнуть в бою и тогда мы понесем большие, не нужные, потери.