– Пауль. Пауль Шрайбер, – кидает отрывисто. – Мы из Мюнхена.

– О, далеко же вас занесло! – отзываюсь не без удивления. – Надеюсь, вы быстро адаптируетесь на новом месте...

– Не люблю большие города и многолюдство, – признается Пауль совсем тихо, и я проникаюсь к нему еще большей симпатией. В этом мы с ним похожи – мне легко понять его чувства. – А вот маме придется несладко, – он улыбается. – Она всегда была очень общительной. Но ничего, – добавляет серьезнее, – люди ко всему привыкают!

Мы беседуем еще какое-то время, а потом расходимся по домам, и я не могу не признать, что это было одно из самых приятных знакомств за последнее время. Правда, я даже не предполагаю на тот момент, что вскоре последуют еще два не менее интересных…

Первое происходит уже через несколько дней, когда я снова прихожу с сыном на ту же площадку и присаживаюсь на уже привычную мне скамейку, отметив для себя мысленно, что среди присутствующих здесь мамочек нет ни одной мне знакомой. Разве что на себя обращает внимание ухоженная блондинка в узеньком платье и розовыми ногтями, которыми она очень ловко печатает в украшенном россыпью стразов смартфоне. Представить её чьей-то матерью нелегко, и я все еще продолжаю додумывать эту мысль, когда мимо проносится какой-то ребенок и, размахивая руками, выкрикивающий имя моего сына.

Да это же Томми!

Я озираюсь в поисках его брата, который, как я полагаю, должен быть где-то рядом, но вместо Пауля со скамейки соскакивает гламурная женщина со смартфоном и, одарив меня восторженным взглядом, устремляется в мою сторону. Опешившая и удивленная, я наблюдаю, как она приближается в вихре тщательно завитых локонов и белоснежной улыбки, гадая, что, собственно, происходит.

– Вы та самая Джессика! Я угадала? – восклицает вдруг незнакомка, заключая меня в пахнущие розой объятия.

Я настолько удивлена, что даже не сопротивляюсь, и со стороны, наверное, кажется, что мы с ней подруги, причем самые близкие.

– Я вас сразу узнала по описанию сына, – продолжает она, заглядывая мне прямо в глаза. – Пауль, Пауль Шрайбер, мой сын, вы познакомились с ним на этой площадке несколько дней назад. Он рассказал, что наши мальчики неплохо поладили между собой... сказал, что вы любите чтение, как и он, хотя я, если честно, – скептическая гримаска, – до сих пор не понимаю, в кого он такой уродился... Я, знаете ли, вообще не читаю, ничего, кроме кулинарных журналов. И готовку люблю больше книг! Особенно всякую выпечку. А вы любите печь? У меня превосходно выходят бисквитные торты...

Окинув взглядом тоненькую фигурку своей визави, я позволяю себе усомниться в ее утверждении насчет тортов и выпечки. В любом случае, если она и любит готовить, то сама выпечкой явно не злоупотребляет. Незнакомка выглядит куколкой Барби с витрины детского магазина: пушистые белые локоны, пухлые губы и большие ресницы черного цвета, тени при взмахе которыми так и танцуют на бронзовых скулах, – все это выкупе создает незабываемый образ.

И так как я продолжаю молчать, пытаясь мысленно сопоставить эту женщину с образом матери двух сыновей, один из которых скромный читающий мальчик, с которым недавно случилось наше знакомство, то женщина поясняет мне, как ребенку:

– Пауль, мой сын, вы познакомились с ним на этой площадке, и он рассказал мне о вас.

– Да, я помню вашего сына, – произношу наконец. – Приятный молодой человек!

Лицо женщины расплывается в еще более широкой улыбке.

– Да, все мои мальчики – чистое золото! – восклицает она с материнской гордостью в голосе. – Их трое у меня, представляете?! Еще вчера мне было шестнадцать, а сегодня – я мать троих сыновей, и все они удивительные красавцы! Особенно малыш Томми, да, моя радость? – глядит она на ребенка в песочнице. Томми с Элиасом снова строят какую-то башню, утрамбовывая в ведерко мокрый песок, и, конечно, ни один не слышит ее.