— Я задержусь, чтобы все закончить, — говорит он. — Но ты больше ни о чем не должна переживать. Теперь все хорошо, Лиля.

8. 8

Джеро.

Мне до сих пор не верится, что он здесь. Пришел за мной. Не знаю, как ему удалось.

Наверное, он просто такой. Может все.

Забор. Охрана. Ничто не остановит.

Его руки согревают. Дают покой. Его уверенные ровные жесты передают что-то и мне. Пронизывают эмоциями, создают ощущение, словно я окружена мощной защитной стеной.

Первое время воспринимаю реальность отстраненно. Как-то фоново. Отмечаю один фрагмент за другим. А потом меня накрывает. Будто что-то внутри меня прорывается, раскалывается на части.

Кажется, это происходит, когда мы выходим на улицу.

Не сразу, но…

Джеро идет к машине. Одна его рука отпускает меня. Открывает дверцу. И практически сразу опять возвращается. Снова касается моего тела.

Поздно.

Видимо, один лишь этот жест уже как толчок. То, что он отпускает меня на пару секунд. Или просто так совпадает.

Меня пробивает. До дрожи.

Слезы вырываются на волю. Сначала смазано, рвано. Короткими вспышками. Будто приступами. А потом уже во всю. На полную несет.

Я не плачу. Вою. И остановиться не получается. Но может, я и не пытаюсь притормозить это. Надо выпустить, вылить до капли.

Срабатывает внутренний рефлекс. Не удается сдержаться.

Утыкаюсь ему в шею. Заливаюсь слезами.

Не хочу, чтобы отпускал меня. Не хочу, чтобы уходил.

Нет!

Он не должен опять оставлять меня одну.

В голове мелькают обрывки фраз. Слова того охранника. Про врача. Потом слова Джеро. Про то, что ему надо задержаться.

Нет, нет, нет.

Я не согласна.

— Лиля, тише, успокойся, — его низкий голос звучит словно сквозь густую пелену. — Лиля, все хорошо.

Он гладит меня по голове. По волосам.

Вспышка боли заставляет вздрогнуть.

Его пальцы тут же застывают.

Заторможенно осознаю, что это все «на память» от Якубова. Наверное, отсюда он мне волосы выдрал, когда тянул.

Участок кожи болезненно ноет.

Но вскоре чувствую, как пальцы Джеро перемещаются ниже. На шею. Не ласкают. Просто прикасаются.

И становится легче. Пусть и не сразу. Болезненные вспышки угасают, отступают, постепенно притупляются.

Как и обостренные до предела эмоции.

Когда наконец перестаю плакать, то понимаю, что мы уже в машине. На заднем сиденье.

Откуда-то берется плед.

Джеро мягко укутывает меня в теплую ткань. Оборачивает будто в кокон. И я не могу вспомнить, он сразу его набросил или вот, совсем недавно. Уже в салоне машины.

Смотрю на него, а он на меня.

Рядом открывается дверца, и я невольно вздрагиваю всем телом. Вижу, как за руль усаживается охранник.

Вскидываюсь, глядя на Джеро.

Он накрывает мой затылок ладонью.

— Этот человек тебя отвезет, — говорит. — Сначала в больницу, чтобы тебя осмотрели. Потом — домой.

Сказав это, переводит взгляд в сторону.

И как же его глаза меняются.

Это совсем иначе, чем когда он смотрел на меня. Буквально секунду назад. Взгляд холодеет. Становится резче. Ощущение такое, будто об него теперь порезаться можно.

Взгляд точно клинок.

Джеро ничего не говорит самому охраннику. Но тот все понимает без слов, ведь сразу начинает выдавать одну фразу за другой:

— Конечно, я все сделаю. Как вы сказали. Я… не разочарую вас. Спасибо за доверие. За то, что… спасибо вам за все.

Смотрю на него.

— Не бойтесь меня, — говорит охранник. — Я все сделаю, как сказали. Я не хотел вам вреда. Вы же помните? Я сразу…

Киваю.

Ладонь Джеро перемещается на мою шею, после накрывает плечо. Он еще плотнее укутывает меня в плед, пока охранник продолжает что-то нервно рассказывать.

— Я приеду, — говорит Джеро. — Как только все доделаю здесь.