Я до сих пор храню это письмо; это второе важное письмо в моей жизни. Иногда, когда остаюсь дома одна, я вынимаю его из обитого жестью морского сундука, где оно хранится, и зажимаю между ладоней, подогревая воспоминания о нем. Выцветшее, потертое, разорванное вдоль одного изгиба, с раскрошенной печатью и потрепанной коричневой ленточкой с пятнами от соленой воды океана, которого Чезаре никогда не видел, оно хранится рядом с самым важным письмом в моей жизни. То письмо заставило меня действовать, а письмо Чезаре навеяло мечты. Не знаю, как повернулась бы моя жизнь, если бы все случилось наоборот? Если бы я тоже прожила жизнь, не увидев океана?

Какая благодать, что мы не можем знать нашего будущего.

Любовь проста и глубока, как море, когда на него не смотрят.

Во время исполнения в храме Страстей Господних в Страстную пятницу мадонна потеряла сознание в тот момент, когда Христос спускался в ад через пасть змия из папье-маше. После этого не осталось никаких сомнений относительно ее положения. Естественно, мы ожидали видеть дона Альфонсо не так часто, как только врачеватель герцога и врачеватель мадонны посовещались и объявили, что ребенок появится на свет в рождественскую неделю. Мы думали, дон Альфонсо исполнил свой долг и теперь вернется к прежней жизни, какую вел до женитьбы – сплошные путешествия и кутежи.

Однако, к моему удивлению, он завел привычку проводить первый час после полудня со своей женой, составляя ей компанию, пока она отдыхала на дневной кушетке, установленной специально для нее возле окна, выходящего в сад. Сидя рядом с ней и держа в огромной лапе ее пухлую, невероятно бледную ручку, он вел разговоры в своей дерганой неуклюжей манере, пытаясь заинтересовать жену различными пропорциями меди и олова в оружейном металле, из которого отливаются пушки.

– Нужно взять по крайней мере девять частей меди, видишь ли, в два раза больше, чем для литья колокола.

Донна Лукреция с серьезным видом кивала, и ее слабая улыбка свидетельствовала о том, что ей интересно, просто сейчас она очень устала. Потом он переходил к другому своему страстному увлечению – горшечному делу. Все ночные горшки, все тарелки, с которых мы ели по пятницам и дням поста, изготовил дон Альфонсо. Его майолику затейливо украшали птички и цветы, крошечные сцены охоты, миниатюрные фигурки, занятые домашними делами: они варили пиво, пекли хлеб, развешивали мокрое белье по кустам на берегу реки. Это была одна из тайн Создателя, как мужчина с огромными ручищами, пальцами толщиной с сосиску и больными суставами мог создавать такие детальные мелкие картины.

Иногда к дону Альфонсо во время его визитов присоединялся кто-нибудь из братьев, но только не дон Сигизмондо, который страдал воспалением мозга и был слишком занят, готовя военную кампанию против крыс, обитавших в земляных берегах рва вокруг замка. По его утверждению, они планировали заговор с целью свержения рода Эсте. Больше всего мы веселились, когда приходил Ферранте. Несмотря на недовольство герцога Эрколе своим вторым сыном, по его словам пустышкой, фатом и льстецом, Ферранте нас веселил. Он был невероятно смешон, хотя его острые шутки произносились с такой томностью, что напоминали скорее придворную лесть, а нам, римлянкам, еще и то общество, которое мы оставили. Двор Феррары считался изысканным и прославился главным образом своей музыкой, но был холоден и официален. С тех пор как умерла мать дона Альфонсо, а затем и его первая жена, здесь установилось строгое мужское царство.