Я устремила взгляд наверх, где солнечный свет просачивался сквозь зеленые листья виноградной лозы. Вдохнула чистый целебный аромат голубого розмарина, ожидая слез, но вспомнила лишь строку из Данте:

Этой судьбой поэт наделяет некрещеных, мой народ.

Но меня-то крестили, я была молода, жива и влюблена. В этой жизни желание способно просуществовать без надежды не более чем пламя свечи без воздуха. Естественно, он оказал мне честь словами, написанными от сердца, искренне, без фальши. К тому же разве не сказал, что полюбил бы меня, если бы мог? В данный момент он не свободен и не может полюбить, но ведь это когда-нибудь изменится. Наверное, просто хотел избавить меня от боли потери, пока вынужден сражаться за безопасность своего государства. Может, если я проявлю терпение и упорство, он в конце концов придет ко мне. Когда я вернулась в спальню донны Лукреции, то ответила на ее вопросительный взгляд улыбкой, и она успокоилась. У нее было больше забот, чем отношения брата с одной из придворных дам.

Позже, когда мы одевались к ужину, на который мадонна пригласила своего тестя, Анджела устроила мне допрос.

– Итак? – начала она, отвлекшись на секунду, чтобы узнать, достаточно ли высоко поднята линия ее декольте. Герцог Эрколе, видите ли, не одобрял римскую моду, и мы были вынуждены лихорадочно пришивать воротнички и кружевные косынки к вырезам наших платьев. Одно хорошо – мы были избавлены от необходимости туго шнуроваться, чтобы приподнять грудь. – Что он сообщил?

– Кто?

– Не увиливай, ты прекрасно поняла, о чем я. Вряд ли ты помчалась бы в сад, раскрасневшись как маков цвет, чтобы прочитать письмо от школьной подружки.

– Он сообщил… – А что он сообщил? Я взглянула на дорожный сундук, куда спрятала письмо под одним из выдвижных ящичков. – Написал, что любил бы меня, если бы мог.

Анджела нахмурилась.

– Неужели? Он так написал?

– А что такого?

– Если честно, то я удивлена, что он знает, как пишется такое слово, как «любовь». Ему это как-то несвойственно…

– Ты приходишься ему всего лишь кузиной. Думаю, он не стал бы говорить с тобой о любви. – Я почувствовала, как краснею, подмышки и ложбинка между грудей взмокли.

– Виоланта…

– Да?

– В общем… ничего. Как тебе Фертелла? Забавный, правда? Хорошо, что Ипполито его отыскал.

Ипполито привез Фертеллу в дар донне Лукреции. Маленький, ловкий человечек с темными птичьими глазками и узкой челюстью, большим подвижным ртом. Его мастерство шута заключалось не в болтовне или розыгрышах, как у Гатто и Перро, а в мимике и фокусах. Донна Лукреция была от него в восторге.

– Ты рада приезду Ипполито?

Я стояла спиной к Анджеле, искала в шкатулке ожерелье, подаренное донной Лукрецией по случаю моего крещения. Когда подруга не ответила, я обернулась и взглянула через ее плечо на отражение в зеркальце. Она не сразу поняла, что я за ней наблюдаю, и мне удалось прочесть на ее лице страх и смятение потерянного ребенка. Видимо, отношения с доном Джулио зашли гораздо дальше, чем я предполагала. А потом ее глаза в зеркальце поймали мой взгляд, и она улыбнулась.

– Что ты будешь делать, когда приедет Чезаре? Отдашься ему?

– Так он все-таки приедет? В письме об этом ничего не сказано.

– Чезаре никогда не сообщает о своих намерениях. Ты же знаешь, какой он. Даже камердинеру и то, наверное, не говорит, когда принести воду для бритья, такой он скрытный. Но он обязательно приедет, уже совсем скоро, и тебе нужно четко определиться в своих желаниях, прежде чем он зажмет тебя в каком-нибудь темном углу и начнет покусывать мочку уха.