Потом послышался глухой стук, какое-то шебуршание, противный скрип (верёвку режет, кажется), и низкий мужской голос, чуть срываясь, но пытаясь казаться спокойным, тихо запричитал:

— Наденька? Надюша, приходи в себя, моя хорошая. Всё прошло, всё закончилось, я рядом, принцесса. Сейчас всё будет хорошо.

Шорох какой-то упаковки, лёгкий хруст ампулы и тот же голос: «Вот и всё, моя девочка, вот и всё».

То, что по его душу прибыла ни хрена не полиция, Серый уже догадался. Не работают полицейские в перчатках. Вообще вот так вот — не работают. Но… кто же такая эта «Наденька», что его вычислили так быстро и явно серьёзные люди?! И, главное: как?

— Вася, помоги!

Один из амбалов перестал давить коленом в спину и исчез. Легче не стало.

Он попытался наехать по поводу своих прав, хоть и понимал всю бесполезность наезда, но лишь снова получил дубинкой по почкам. Гораздо сильнее, чем в прошлый раз — тогда, можно сказать, приласкали. М-мать… больно-то как!

И тут его вздёрнули вверх. Но не дали встать полностью, оставили на коленях. На него смотрел высокий мощный мужик, которого он, вот наверняка, где-то видел! Ничего, ещё вспомнит… Если выживет. Потому что глаза мужика полыхали лютой ненавистью, обещая жуткую и мучительную смерть, а сам он процедил:

— С тобой, ушлёпок, мы пообщаемся позже. Плотно пообщаемся, готовься.

Серёгу передёрнуло остаточной памятью, и захолодило под ложечкой. Но оценить всю мрачность своего положения ему не позволили: пинок в живот обутой в военные берцы ногой оказался как-то уж очень неожиданным и вышибающим дух. Рот раскрылся в попытке ухватить воздуха, и сразу на него и нос легла резко пахнущая тряпка, а сознание погрузилось в темноту.

2 — здесь и далее приводится характерный Питерский слэнг. В принципе, он интуитивно понятен.

5. ГЛАВА 4. Как расхлёбывают кашу

В голове шумело и тяжело ворочалась мутная одурь. Язык словно распух, ощущаясь неповоротливым и сухим. Надо срочно попить… Ещё и руки болели, как чёрт знает что.

Надя ненавидела такое состояние, прекрасно понимая, что оно из себя представляет. И почему она так себя чувствует. Когда с головой непорядок и периодически случаются неприятные приступы, быстро учишься узнавать ключевые признаки. Правда, давно уже не было, по крайней мере таких, чтоб понадобилось медикаментозное вмешательство. И Надя грешным делом начала надеяться, что всё миновало, что получилось избавиться от страшного наследия памяти…

Не получилось, выходит.

Но что-то же спровоцировало? Вот только, что именно?

Стоило задать себе вопрос, как эта самая, коварная и непостоянная память мгновенно откликнулась. Мужчина! Тот, из клуба, что поначалу показался недалёким, обычным секьюрити-бычком. А потом неожиданно напавший. Похитивший. И обвинивший её в насилии. Её!!! В груди знакомо начала разливаться оглушающая ледяная пустота, но лекарства всё ещё действовали, и эмоции получилось обуздать. Вдох-выдох, ещё. Медленно, глубоко. Вот так. Она сможет.

Тема дала ей очень многое. Не только понимание собственных склонностей, возможность обмануть и накормить внутренних демонов, но и научила сосредоточенности, контролю. Просто… нападение и эти обвинения — всё было слишком внезапным. Ошеломляющим и выбивающим почву из-под ног, а из души — хрупкое чувство равновесия.

Она не могла сделать того, о чём кричал мужчина, но в то же время понимала, что — невольно, непреднамеренно — такое могло произойти, и он имеет полное право на эту вспышку. Просто потому, что Альба вполне могла нечто в этом роде отмочить, насколько Надя её знала. Знала не то чтобы хорошо, но они раньше довольно часто пересекались на многих тусовках. Хорошо хоть не на всех. У Юры, вот, её никогда не бывало — слишком щепетильно он относился к своему детищу.