Мысли сайгаками скакали внутри черепной коробки, а девушка уже стремительно подскочила, на миг ухватившись за прикроватную тумбочку, пережидая резкое головокружение. Закрыть глаза, несколько секунд понаблюдать за мельтешением тёмных мушек на изнанке век, глубоко дыша. Не больше, потому что, если она права…

Егор, Гор, Горушка. Она обожала брата, и тот отвечал взаимностью. Защищал, оберегал, ненавязчиво присматривал. Добрый, внимательный, ласковый… Но только со своей семьей, в которую на данный момент входили сама Надя и мама… Последняя пусть и не слишком далеко, но и не под боком. Связывать себя серьёзными отношениями брат не особо спешил. И превращался в разъярённого зверя, если его семье что-либо угрожало. Или кто-либо.

Содрогнувшись от неприятных предчувствий, Надя по стеночке дошла до выхода из комнаты. Впрочем, с каждым шагом силы возвращались, а неприятная тряская дрожь уходила из мышц.

Но вот царившая в немаленьком доме тишина нехило напрягала. Не то чтобы здесь обычно бывало шумно, но если (а скорее всего так оно и есть) брат прихватил с собой похитителя, спокойствия точно быть не могло. Хоть какие-то звуки удалось бы уловить. В кабинете?

Быстро спустившись на первый этаж, девушка проверила последнее относительно безопасное место. Для незадачливого похитителя, разумеется. Пусто. Глубоко и прерывисто вздохнув, Надя развернулась к концу длинного коридора, за изгибом которого скрывалась дверь в подвал.

Насколько она знала, Гор не был замазан в откровенном криминале (в последние годы, по крайней мере), но и жёстких или даже жестоких решений не чурался. Именно он наказал тогда, давно, её обидчиков. Не на тот момент ещё милиция. Оберегал её от этого знания, но она всё равно знала. И не осуждала. Никогда и ни за что не осудила бы, но с этим парнем… Он ведь и так настрадался. Несмотря на пережитый страх и ненавистный приступ, Надя понимала его и не держала зла. Прошлое исправить невозможно, так что единственное, что она могла для него сделать сейчас — помочь выпутаться из неумолимой хватки брата.

Несколько решительных шагов, и её до тихого вскрика пугает внезапно выскользнувшая откуда-то из темноты массивная тень. Впрочем, страх почти сразу отступает, стоит тени загудеть — низко, но тихо, чтоб не пугать ещё больше:

— Надежда Марковна, что же вы… Не нужно сюда. Нельзя.

Один из Горушкиных телохранителей. Кажется, Андреем зовут, если она не путает.

— Нужно, Андрюш, нужно. Пропусти.

Тень шевелится — отрицательно качает головой.

— Не могу. Егор Маркович…

— Пропусти, сказала!

Она не совсем Домина. Или совсем не Домина. Всё зависит от точки зрения. Но приказывать, одним тоном заставляя уступить, отступить, — умеет. Как и отдаёт себе отчёт, что парень просто не рискнёт с ней связываться — все сотрудники Егора, особенно столь тесно с ним общающиеся, знают, как он боготворит младшую сестру. Не пропустить её можно, только применив силу, раз уж высказала явно выраженное намерение, а этого брат не простит никому. Так что проще уступить, нарушив приказ. Но и мрачное удовлетворение от вида послушно сдвигающегося с пути мужчины приятно омывает напряжённые нервы.

А когда открывается тяжёлая дверь, с места срывает отчаянный вскрик. Господи, как она и боялась…

Ступеньки под босыми ногами — как хорошо, что тапочки не надела, а то как минимум ногу бы себе подвернула, если не свернула шею… боже, что ей в такой момент в голову лезет-то?! — стремительно пролетают, и вот она уже возле чуть приоткрытой двери, из-за которой бьёт полоска света. Дверь даже не скрипит, открываясь, а она на несколько мгновений застывает на пороге, поражённая открывшейся картиной.