На некоторых площадках не горел свет, несмотря ни на какие домофоны. Оставалось лишь надеяться, что на тех, где свет оставался, никто из любопытных соседей не прильнул к глазку и не помчался после этого вызывать полицию.

О чём он думал? Хрен знает. В подкорке прочно засела мысль — шанс, шанс наконец-то всё выяснить, найти… Но, боже, вот же он дебиииил! Это ж уголовка. Оставалось только провести экспресс-допрос и звонить знакомому следаку, сдаваться. По головке никто не погладит, но девчонку в разработку возьмут как милую. А там, глядишь…

Девушка на руках вздрогнула и застонала сквозь скотч. Вовремя — он как раз успел вставить ключ в замок. Пришлось быстро заскакивать в квартиру и захлопывать дверь, пока тело на плече вяло шевелилось. Куда теперь? А, ну на кухню, разумеется (слава богу, квартира у него не какая-нибудь хрущёба, где постоянно жопой то на предметы мебели натыкаешься, то на холодильник). Там стулья со спинками. И моток бельевой верёвки в ящике стола. Пока то да сё, Надежда быстро пришла в себя и начала дёргаться куда яростнее, особенно, стоило почувствовать, что её привязывают к стулу.

— Тихо ты, тихо, дурная! Сама тебе навредишь по-глупому.

Девушка замерла, и он смог наконец отстраниться, сталкиваясь с испуганным взглядом каких-то прозрачных, невнятно-серых глаз. То ли с зеленоватым, то ли с голубоватым отливом. Стало и стрёмно, и в то же время поднялась какая-то мстительная радость — ему тогда тоже было страшно. И неважно, что непосредственно Долорис не особо и виновата в тех ощущениях — он был практически уверен, что в нюансы та не была посвящена.

Начал Серый совсем не с того, с чего собирался. Даже мысли об ускользающем времени не отрезвили. С другой стороны, если хорошо напугать, может, быстрее расколется.

— Что, страшно, сучка? А каково мне было, когда резала по живому, ты не думала?

И похрен, что Альба свою «подружку» приплела втёмную.

В глазах девушки не отразилось ни грана понимания, но в расширенных зрачках начала расти паника. Вот и славно, а он напомнит — не сложно.

Сдёрнув футболку и отпнув чужую сумку, мешающуюся под ногами, Сергей потянулся к ширинке, расстёгивая её одним истеричным вжиком, и только потом понимая, что член снова стоит колом. Ни мгновения не смутившись, не думая, как его действия воспринимаются Надеждой, отогнул его вниз, показывая безобразный шрам.

О да, у него был ещё один, нехилый такой повод ненавидеть Альбу (как ни странно, только её, но сейчас словно в мозгах что-то закоротило), потому что благодаря её «заботе», шрам, расположенный аккурат над лобком, зажил грубыми рубцами с расплывшимися краями (в отличие от шрамов, оставленных плетью, что с помощью медиков зажили вполне прилично), но всё равно над лобком прекрасно можно различить уродливое слово «РАБ». То самое тавро, роль, которая светила ему, если бы таки прогнулся, сломался.

Изначально буквы были вырезаны изящно даже, с завитушками и красивым наклоном, но экстремальное прижигание (порохом!), последующий никакой уход за раной, ужасы с обессиленным телом и несколько часов на прохладной мокрой земле сделали своё дело.

И теперь о хоть сколько-нибудь нормальных отношениях с девушками пришлось забыть — такое не выводится. Это навсегда. Оставались только шлюхи, чтоб пар спускать периодически.

Нет, возможно, после череды пересадок кожи и удалось бы что-то сгладить, вот только дорого слишком, да и вообще не факт, что излечение будет полным. Горечь об утраченных возможностях подспудно копилась, копилась, и наконец вылилась на подвернувшуюся виновницу произошедшего. Пусть и косвенную.