Я смотрю на них, а потом возвращаюсь взглядом к телевизору. Затем беру телефон и пролистываю, пока не нахожу номер Мариет. Нажимаю «набрать сообщение». Эй, быстро печатаю я большими пальцами, не давая себе времени испугаться и передумать. Хочешь пойти со мной на новогоднюю вечеринку сегодня?

Через полминуты телефон на подлокотнике дивана вибрирует. Конечно, отвечает Мариет, и я широко улыбаюсь в экран.

Подняв глаза, я вижу на себе недоумевающий взгляд Тейлор.

– Что? – беззвучно спрашивает она, постукивая зубцами вилки себя по нижней губе.

Я трясу головой и с глупой улыбкой поднимаю телефон. Тейлор пожимает плечами.

– Пойду домой переоденусь, – внезапно объявляет она, поднимаясь с ковра. – Вы тоже собирайтесь, скоро заеду.

Позже тем вечером я спускаюсь по лестнице. Мама лежит на диване и читает книжку из библиотеки; рядом на кофейном столике поблескивает хвойная свеча. Странно видеть ее такой расслабленной… когда я думаю про маму, то всегда представляю, как она что-то делает: цепляет сережки по пути к выходу или энергично оттирает свежее кофейное пятно с кухонной столешницы. Может, я не очень-то на нее и смотрела в последнее время?

– Хорошо выглядишь. – Мама садится и закладывает страницу указательным пальцем.

– Спасибо. – На мне джинсы Стивена и ботинки, которые она подарила мне на Рождество. Я опускаю на них взгляд и снова смотрю на маму: – Мне они правда очень нравятся.

– Я рада, – как-то осторожно говорит она.

Мам, это я, хочется мне сказать. Да чего ты, это правда всего лишь я!

– Ну, – наконец продолжает она, приподнимая книгу и затем снова опуская на колени. – Повеселись там. Но веди себя хорошо.

– Угу. Будет сделано. Слушай, мам, – выпаливаю я, не давая себе времени подумать. – Как насчет сходить в музей до конца каникул?

Она смотрит на меня во все глаза и снова кладет книгу на колени:

– С огромным удовольствием. – В ее голосе столько энтузиазма, что у меня болит сердце. Мама улыбается всей нижней половиной лица. – Я… да, Ро. С огромным удовольствием. Только скажи когда.

Мы приезжаем на вечеринку. Район жутко пафосный: дома в английском пасторальном стиле расположены вокруг полей для гольфа, а улицы называются в честь персонажей «Робина Гуда». Я оставляю пуховик на кровати у младшей сестренки Бодхи Пауэре и иду искать Мариет. Поначалу мне кажется, что она вообще не придет, но, обойдя дом пару раз, я замечаю ее у костра на заднем дворе, в толпе футболистов. Они бросают в огонь дрова из супермаркета.

– Эй! – Я легонько стукаю ее по плечу. – Что делаешь?

– Прячусь вроде как, – сознается Мариет. Она натянула красную вязаную шапку почти до подбородка; щеки раскраснелись от мороза. Очень миленько. – Я тут почти никого не знаю.

– Меня знаешь, – напоминаю я, и Мариет улыбается.

Вернувшись в дом, мы берем по бутылке пива и усаживаемся у лестницы в подвал. Нам открывается вид на пылесос и пластиковый контейнер, доверху забитый полуголыми куклами Барби. Разговор течет сам собой: мы говорим про спектакль, а еще про то, как не хочется возвращаться в школу. Обсуждаем последний сезон «Шерлока». Потом мы минут двадцать играем в ладушки и хохочем так, что Мариет чуть не падает в подвал. Так необычно болтать с девушкой, в которую я не влюблена беззаветно и безответно. Мне не нужно ее впечатлять, поэтому я могу перестать следить за каждым своим жестом и вести себя по-человечески. Интересно… Может, Тейлор со Стивеном чувствуют себя так же в компании друг друга? Может, так ощущают себя вместе люди, когда их чувство взаимно? Я размышляю об этом пару секунд, а потом пытаюсь вытолкнуть Тейлор из своих мыслей, раз и навсегда.