- Я не намекаю. Я прямо говорю. Лерра. Мне очень понравилось то, что скрывается под этими несимпатичными тряпками. И я это хочу. - Граф провёл носом по Лериной шее вглубь в сторону мочки, поддел ее и лизнул горячим, мокрым языком во впадинке под ухом. Леру затрясло. От отвращения. Кажется…
Деревянными конечностями она попыталась оттолкнуть от себя барский стан, но это было все равно, что пытаться сдвинуть спичками танк с направленным на неё дулом.
- С юности люблю брать то, что так призывно торчит из чужого кармана, - выдохнуло сиятельство жаром в ее ухо. - Но статус. Приходится искать эрзацы, сублимировать. И о-очень у меня большое желание дать возможность твоему дерзкому рту доставить мне удовольствие.
Граф сократил расстояние между ними в ноль и вжался в Леру всем своим железным корпусом. Лера зажмурилась. И гадать не надо было, что намерен дальше делать этот хам, поэтому, идя на опережение, она с силой поджала губы. И в следующее мгновение почувствовала, как грубые пальцы впиваются в ее щёки, вдавливая их в челюсти. Губы разжались сами собой.
- Шлушай, ты же деловой человек, - зашипелявила ими Лера, лишь бы не дать ему к ним прикоснуться. - Давай, как деловые люди поговорим. Я могу жаплатить жа швою швободу. Миллион. Мне фолько фелефон мой нужен…
- Нет никакого миллиона. Дурочка, ты отыграла бесплатно. - Граф, казалось наслаждался ее смятением, глаза его выражали интерес помноженный на похоть и нетерпение получить желаемое. - Я же сказал, тебя использовали. И непременно уберут, когда ты останешься без присмотра. Подкупом и устранением журналистов у нас в стране всегда занималась одна определенная структура. От той структуры ты скорее пулю в лоб получишь, чем миллион деревом за безрассудство. А я их грязную работу делать не собираюсь. Они знали, что живой тебе из «контракта» не выйти, кино смотрели в прямом эфире и записывали. А ты очень удобная жертва обстоятельств. Сделала дело и адьёс. Понимаешь?
Шок. Паника. Лера похолодела. Даже моргать не получалось. Что-то в тоне, каким Граф с ней говорил, не оставляло сомнений в его компетентности в данных вопросах.
- И пока я решаю эту проблему, в твоих интересах быть здесь, под моей охраной, а не в своей халупе, которую мои пацаны вскрыли, как хлебницу.
Граф замер в миллиметре от ее губ, серым, ледяным оползнем проникая через радужку прямо в душу.
- Давай так: ты же любишь писАть? Будешь писать о том, как я тебя… как мы с тобой кувыркаемся. Я у тебя потом писульки твои куплю. За миллион.
Ну и шуточки у его сиятельства!
Она где-то читала, что с людьми нужно говорить их же языком, в том же тоне и манере. Схожесть вызывает симпатию или, по крайней мере, притупляет агрессию. Ворчуны любят ворчунов, поэтому приподьездные бабки сбиваются в стаи; неграмотные, малообразованные люди легко становятся преступной или революционной массой, и только юмористы друг друга ненавидят.
- Иди ты на хрен! - выплюнула Лера.
- Зелёных!
- Пошёл на хрен, Граф, чего непонятно?
- Принципиальная? - он вдавил ее затылок в стену, а в живот упёрся чем-то твёрдым. - Или торговаться не умеешь?
- Просто не верю ни одному твоему слову! - прошипела Лера сквозь зубы, злясь уже даже больше на себя. Потому, что почувствовала тёплую влажную волну между ног. И как сладко тяжелеет внутри за лобком что-то страшное…
- Не могу запретить любить Родину тем способом, который тебе ближе. Но подумай сама, что лучше: лежать с простреленной башкой где-нибудь в канаве или кончать подо мной… Твой слог вызовет профессиональную зависть у всех романисток. Я уверен почему-то в этом.