Она не была искушена в любви, но уже успела познать, что значит, когда кожи касаются желанные губы. Она помнила ощущение огня в теле. Помнила, как Варгроф трогал ее горячими пальцами тогда, в последнюю ночь перед его уходом. Ровно за три дня до ее похищения. События последних дней вытеснили мысли о нем, сейчас главное — выжить. И все же воспоминания оставались яркие, живые, но как будто из совсем другой жизни. Сладкие запретные прикосновения, достаточно невинные, чтобы она могла с уверенностью сказать, что в полной мере еще не испытала мужских ласк, но в то же время она уже понимала, что близость с желанным мужчиной может принести непередаваемые ощущения. И если бы она только послушала Варгрофа в ту ночь, когда он просил бежать с ним, то всего этого не случилось бы. Но она поступила так, как должна была любящая дочь: наплевала на свои чувства, закрыв их на замок, только чтобы отец не попал в долговую яму. Ясна должна была выйти замуж за ненавистного жениха. И это уже почти случилось. Но за пару дней до церемонии ее постигла участь куда как более печальная.

А сейчас ей предстояло разжечь огонь в теле Лассела. Сделать его покорным ей. Начала Ясна с малого. Она несколько дней подряд мимолетно улыбалась при виде охранника. Однажды кивнула, как-то раз махнула рукой. Сперва он глядел на нее с недоверием, но потом его глаза потеплели. Неужто забыл ее удар?

Обычно невольницы, выходя по нужде, всегда оглядывались, нет ли рядом наемника, но Ясна сейчас преследовала совсем иную цель. И вот она увидела, что Лассел появился на заднем дворе. Она теперь знала, что он тоже живет в доме, однако вход в его покои отдельный, к нему можно попасть прямо с улицы. Фактически у него было отдельное жилище, но двор оставался объединен с хозяйским.

Ясна натянула на лицо самую обворожительную улыбку, на которую только оказалась способна и, расправив плечи, пошла навстречу мужчине. Она прихватила с собой корзину, будто направляется в огород помогать Йанетте, хотя, разумеется, ее об этом никто не просил. Но откуда об этом знать этому мужлану?

— Сегодня чудесная погода, не правда ли? — начала она, не зная, как завязать разговор.

В небе сияло раскаленное солнце, как и вчера, и позавчера, и много дней назад.

— Чудесная, — прищурил один глаз охранник. — Действительно.

— Должно быть, ты очень утомился охранять дом, а здесь жарко. Я несу обед Йанетте, но, думаю, она будет не в обиде, если ты попробуешь немного того освежающего напитка, который я приготовила для нее.

Лассел удивленно посмотрел на то, как Ясна достает бутыль из корзины и протягивает ему. Однако, даже если он и заподозрил подвох, принял сосуд, откупорил его и, принюхавшись, принялся пить огромными глотками. После этого он хмыкнул и отдал остатки девице. Та улыбнулась и уже будто собиралась идти дальше, а потом обернулась:

— Я прошу прощения за то, как мы завели с тобой знакомство, я тогда только попала в этот дом и очень сильно испугалась. Простишь ли ты мне ту грубость, которую я позволила себе?

— О, не беспокойся, — довольно улыбнулся наемник. — Я в порядке.

Наверное, Ясна очень сильно удивила его поведением, потому что он даже не попытался ее облапать. И это был успех!

В следующий раз они встретились вечером того же дня. Конечно, это оказалось не случайно. Ясна специально караулила Лассела в таких местах, чтобы и он ее не мог припереть к стене, и им никто не мешал общаться.

На этот раз она поднесла ему пирожок, который стащила с кухни. Лассел снова не собирался отказываться от подношения. Рабыня опять завела ничего не значащую беседу. Так продолжалось несколько дней подряд, во время которых по вечерам Ясна внимательно прислушивалась, не ссорятся ли хозяева, потому что это могло бы означать еще одну страшную ночь. Единственной обязанностью Ясны стало каждое утро приносить господам завтрак в спальню, но больше зеленоглазый демон не обращал на нее ни малейшего внимания, учтиво и ласково общаясь с супругой. Если бы Ясна собственными ушами не слышала, с какой ненавистью он обзывал ее последними словами, ни за что не поверила бы, что этот человек — не только тиран, но и убийца. В доме ее отца не было рабов, они держали только слуг. Однако отец ни разу не позволял себе даже повысить голос на кого-то из наемных рабочих.