— Он безумец, — прошептала Ясна, оглядывая свое отражение.

— Да, — шепотом подтвердила Эрмина, хотя Ясна обращалась вовсе не к ней, а скорее говорила сама себе.

Но раз уж рабыня все равно смотрела на нее, новенькая повернула к ней голову:

— Он купил меня, чтобы наказывать вместо своей жены.

Эрмина часто закивала, а в глазах ее стоял такой неприкрытый испуг, что Ясне стало противно.

— Пойдем, — взяла себя в руки тощая. — Я обработаю твои раны.

— Нет, — замотала головой Ясна и тут же пожалела об этом, потому что от движения шеи изуродованная кожа спины натягивалась.

— Ясна, это необходимо, — сделала к ней несколько шагов Эрмина. — Я видела, что такие раны могут даже убить, если их не обработать мазью.

Умирать Ясна не собиралась, а тем более теперь. Она должна во что бы то ни стало покинуть этот страшный дом как можно скорее, а для этого ей нужна здоровая кожа.

— Ладно, — согласилась она. — Пойдем.

Невольницы вышли из хозяйской спальни и притворили дверь. Коридор по сравнению с прохладными покоями был жарок, но в их тесной комнатушке на четверых вообще оказалось невыносимо. Жара обволакивала все тело пуховым одеялом и не давала нормально вздохнуть.

Пока Эрмина, как могла, аккуратно сперва промывала раны, а потом обмазывала какой-то остро пахнущей травами мазью, Ясна не проронила ни звука. Она впивалась пальцами в простыню, кусала и без того истерзанные губы, в глазах темнело, но это не сломило ее дух. Сейчас она ясно поняла, что сделает для побега все что угодно. Даже подружится с Ласселом.

***

Несколько дней ее никто не трогал. Работать не заставляли, не требовали сделать даже малейшую мелочь. Ясна оказалась предоставлена сама себе. Хозяин и хозяйка как будто забыли о существовании новенькой, и она ни при каких условиях не желала бы напоминать о себе, поэтому по большей части лежала на своей узкой кровати. Невольницы приносили ей еду по очереди, и она была им очень благодарна за заботу. Ведь каждый шаг отдавался в еще незажившей спине болью.

Когда раны стали затягиваться, Ясна принялась постепенно разминать затекшее тело. Она то и дело вставала, прохаживалась по комнатке и снова ложилась на живот, чтобы как можно быстрее восстановиться.

Все это время в доме стояла тишина. Она даже подумала бы, что хозяев нет, но, по разговорам своих подруг по несчастью, прекрасно определяла, что господа в доме. Только никакой ругани или обвинений не слышалось.

Однажды, когда раны почти зажили, Ясна не знала, чем себя занять, потому что просто лежать целыми днями у нее уже закончилось терпение. Она принялась разбирать сундук, который стоял в ногах ее кровати. Там лежала вся та же коричневая ткань, в которую оборачивались рабыни. Видимо, сменная одежда, подумала девица, но продолжила копаться. Там же она нашла пару сандалий. Ясна повертела их в руках, но даже не знала, как их нужно правильно привязывать к ногам, а потому положила на место, сделав в уме заметку, что на ее ногу они садятся точно по размеру. Это очень кстати, потому что пока она ходила по дому и двору, ее нежные ступни не страдали, но когда она соберется уходить, ногам понадобится защита.

Больше ничего интересного в ворохе ткани она не нашла и уже принялась аккуратно складывать материю обратно, когда из ее складок выпала небольшая бумажная карточка. На ней углем была изображена… сама Ясна! Девица на рисунке настолько походила на нее, что Ясна даже дышать на некоторое время перестала.

Так, сидящую на кровати в замешательстве, ее и нашли другие рабыни, которые пришли в комнату, чтобы лечь спать.