И куда это я вляпался? Неужели в кружок, основанный старшим братом товарища Ленина? Теоретически, если я студент Санкт-Петербургского университета, то мог. Кто носил мундиры темно-зеленого цвета с золотыми галунами на воротнике? Нет, в униформологии я не силен. Я даже пехотного офицера от кавалериста не отличу, куда уж различать форменную одежду Российской империи.

Правильнее назвать не кружком – кружок нечто мирное. Ну да, именовалось это «Террористическая фракция», во главе которой стояли Александр Ульянов и Александр Шевырев. Не упомню среди революционеров фамилии Чернавского, но эта фамилия могла и затеряться. Скажем – повесили меня вместе с остальными, а вот фамилию позабыли. Что-то мне такая биография не слишком нравится. Едва успел умереть в одном месте, так теперь стану помирать в другом? Не хочу.

А этот, который мой тутошний батюшка, зачем он мне жилы тянет? Сказал бы прямо – в чем я виновен? Поэтому, пока меня не прижмут, ни за что ни в чем не признаюсь. А даже если и прижмут – все равно уйду в полный отказ. Я сам ничего такого не совершал, а за поступки моего тела не отвечаю.

– Батюшка, чем угодно могу поклясться, что ни к каким противоправным деяниям против государя я не причастен, – твердо заявил я, удивляясь собственным словам. Как это я так витиевато-то завернул! Нет бы сказать попроще.

– А прокламацию кто читал? – сурово спросил Чернавский-старший.

– Не упомню такого, – честно ответил я. Слегка оттопырив губу, пожал плечами: – А может, даже и читал что-то этакое, если в руки попалось. Но ведь за чтение какой спрос? – Решив пошутить, усмехнулся. – Может, мне какая бумажка в сортире попалась, так что тогда?

– В сортире, – фыркнул Чернавский-старший. – Я и говорю, что у вас все не как у людей. Нет бы по-русски сказать – в нужнике.

Батюшка замолк, разглядывая своего отпрыска, а я уже начал мяться, потому что стоять было тяжеловато. Тело немного не то, к которому привык. Отчего-то подумалось, что при таком росте и при моем нынешнем весе, обувь выходит из строя гораздо быстрее, нежели раньше.

– Ладно, садись, в ногах правды нет, – фыркнул Чернавский-старший, уступая мне место на стуле, а сам прошел за свой письменный стол.

Отец тянул паузу. Взяв со стола серебряный колокольчик, позвонил, а когда на звон явился пожилой дяденька в долгополом пиджаке (ливрея, что ли?), приказал:

– Степан, сделай мне водочки. Ну как обычно. – Посмотрев на меня, хитро сощурился: – Студент, выпьешь?

Я чуть было не брякнул, дескать, всенепременно выпью, чтобы поставить башку на место, в стрессовой ситуации сто грамм – это лучшее лекарство, но, малость подумав, отрицательно покачал головой. Кто знает, как поведет себя новое тело после водки? Нет, лучше не рисковать.

– Я бы стаканчик чая, а еще лучше – кофе.

Кажется, отец остался доволен моим решением. И правильно. Какой родитель обрадуется, если сыночек будет сидеть рядом с ним и пить водку?

– Степан, мне, как я сказал, а господину студенту сообрази чая, – кивнул отец слуге, а мне сказал: – Кофий надо с утра пить, а нынче у нас вечер. Ужинать скоро, так что ты чаем особо не надувайся.

Я посмотрел в окно. Солнышко еще не село, но заметно, что и на самом деле вечер. Кажется, на дворе стоит лето.

Степан, в лучших традициях театральных лакеев поклонился, пробормотал: «Слушаю-с» и вышел.

Вернулся слуга минуты через две, а может и три. Оперативно. Или у него уже был заготовлен подносик, на котором стояла рюмочка водки, а на блюдечке сиротливо лежал соленый огурчик? И ему оставалось только налить стакан чая.