Я пригласила Варова зайти. Он согласился и широко улыбнулся, по-моему, даже с благодарностью. Как только мы зашли в квартиру, я поняла, как сглупила: там был кавардак! Рабочая блузка еще со вчера валялась прямо в коридоре на пуфике, обувь была разбросана, как попало. Глядя на это, Варов опередил извинения и сказал:

— А я оставляю брюки в коридоре, а галстук наматываю на дверную руку. Это мой символ окончания рабочей недели.

Почему-то он казался таким манящим, пока улыбался и снимал пальто. Наверное, это был первый шаг к тому, зачем мы сюда пришли. Я только-только начинала это осознавать, и в душе появилось приятное волнение.

Я пыталась отправить Варова в комнату, но он поперся на кухню помогать. Там все было не так плохо, только одна грязная рука стояла в раковине. Ерунда, но было стыдно, что это видел всегда аккуратный Варов, чей кабинет содержался в идеальном порядке.

— Да ладно, ты же работаешь, — говорил он, доставая чай с полки, — вот в этом и плюс семьи: можно друг другу помогать и экономить время.

Варов аккуратно разложил печенье на тарелке, сам налил чай и протер столешницу. Он все делал быстро, аккуратно и привычно, как будто привык домохозяйничать. Мы сели в комнате на диване. Чая совсем не хотелось — взрослые люди, не для этого мы здесь. Варов с интересом поглядывал на меня поверх кружки, облизывая влажные от чая губы и томно улыбался. Я чувствовала себя подростком на первом свидании, и мне это совсем не нравилось, но инициатива казалась лишней. Хищником был Варов, что отлично понимал, судя по расслабленности. Он улыбался, болтал, и так внимательно смотрел, будто ждал чего-то. От этого нарастал трепет, я заметила, что все время хотела улыбаться и не отводила взгляд от Варова.

В очередной раз глядя на меня поверх кружки, он замер и усмехнулся. Потом поставил ее на столик и быстро, нагло придвинулся ко мне. Раз, и он был близко-близко, источал тепло и готовность сделать что-то очаровательное.

— Знаешь, что мне часто хочется спросить? — протянул он тихо, чуть хрипло. Это был голос возбужденный, но еще терпеливый, от которого побежали мурашки.

Я закрыла глаза, чтобы чувствовать, впитывать в себя и не отвлекаться. Варов погладил меня по лицу, в руке чувствовалась легкая дрожь. Он прошептал, почти касаясь губ:

— На что жалуетесь?

Только от голоса, одного спокойного, чуть формального голоса сладко потянуло в животе. Я смогла только посмеяться. Было стыдно, что он так легко угадал желания, и одновременно дико волнующе. Даже ответить не получилось, и Варов повел рукой ниже, мягко касаясь щеки, ведя пальцами по шее.

— Нужно осмотреть вас, вы не против?

Чем ниже, тем медленнее он двигал рукой, обвел ямочку между ключицами и скользнул к пуговицам на блузке.

— Если вы считаете нужным, — ответила я, с трудом выдыхая слова.

Соски требовательно напряглись, хотя он едва коснулся груди. Еще высоко, еще не пошло, но это было началом. Я чувствовала тепло его лица, что оно было невероятно близко, и он мог поцеловать меня в любой момент. Вместо этого Варов прижался лбом к моему и шумно усмехнулся. Он уперся пальцем в край выреза и потянул его вниз, медленно, но настойчиво. Ткань натягивалась на шее, это не могло продолжаться долго. Хотелось поторопить его, только я не смела: мне нравилось, что он владел ситуацией, нравилась игра и предвкушение.

— Считаю, — сказал Варов громче и одним движением расстегнул верхнюю пуговицу.

Это было резко и снова требовательно. Мой властный доктор… он не потерпит сопротивления, ведь лучше знал, что и как нужно. Воздуха не хватало, я выгнулась и надеялась снова ощутить его руку на груди. Никак: Варов расстегивал пуговицы точно и уверенно, замирая перед каждой и горячо выдыхая. Это медленное, неотвратимое оголение завораживало, я ждала окончания с мучительным нетерпением.