— Да пошел ты! — Тайга перепрыгивает через бортик и садится на скамейку. — Мне дает даже та, что тебе не дает, — еле слышно договаривает.

Су-ка.

Вода не в то горло.

Су-ка!

Спортивная злость — это нормально, а если к ней примешивается острая мужская?.. Если ревность залезла под кожу и изорвала лезвиями коньков всю душу в ошметки?.. Если плохо настолько, что перед глазами мутное марево?..

Кое-как пью и отдаю бутылку помощнику тренера. Зубы стискиваю так, что вот-вот посыплется мелкая крошка, но вырубить Загорского сейчас — значит проиграть важный матч.

А неважных матчей для меня не бывает!

Желание убивать бывшего лучшего друга трансформируется в просто желание убивать. Это тоже неплохо.

— Авдеев! — орет Станислав Николаевич. — Никуда не годится! Полное дерьмо! Не спи, Миша!

— Ага, сейчас все будет! Мамой клянусь!

Я врываюсь на лед, ощущая, как сердце стучит в унисон с шумом в ушах. Вокруг — только привычные звуки: шорканье коньков, стук клюшек, крики товарищей по команде и соперников, рев болельщиков.

Мы должны выиграть, потому что это дело чести. Капитан «Чайки» — наш бывший товарищ — Денис Ким. До семнадцати лет мы играли вместе, а потом он смылся в соседний город. Поступил как последняя крыса. Мы тусовались все лето в тренировочном лагере, готовились к новому сезону, строили планы. Переход к ближайшему сопернику был совершенно необоснован.

С Деном нас, кстати, часто сравнивают. Сходства я вижу два: у нас одинаковая комплекция и мы оба любим стрижки под машинку. Больше — ни грамма.

Шайба у нас. Кавказ ловко обходит соперников и передает ее мне. Выждав секунду, разгоняюсь, мило заигрываю с защитниками и уворачиваюсь от атакующих.

Я — пульсирующий центр этого всеобщего хаоса.

И вот он, момент.

Чувствую дрожь абсолютно каждой своей мышцы, зрение фокусируется на воротах, в горле снова сохнет. Я киваю Кавказу, делаю финт вправо, левая нога резко уходит вбок, и — вот оно! — шайба выскакивает из-под клюшки и летит прямо в цель.

Да!

Парни радуются, ободряюще хлопают меня по шлему перчатками.

Дальше вопрос техники и — частично — везения, потому что победу мы вырываем в ходе серии буллитов.

Разбор матча в раздевалке получается жарким на нецензурные выражения Болотова, несмотря на всеобщее веселье. Завтра у нас еще один матч с «Чайкой». Надо им понакидать шайб в корзинку, чтобы они домой веселенькие уехали.

— Миша, зайдешь ко мне, как переоденешься, — приказывает Стасик.

— Хорошо, — отвечаю, снимая шорты и закидывая их в баул.

Спустя полчаса сижу в кабинете, стены которого заставлены кубками и завешаны грамотами. Ностальгия шарашит. Столько лет здесь, с детства. Каждый угол знаю. А тошно. Смыться за океан хочется.

— Что с тобой происходит, Миша? — хмуро спрашивает Болотов. — Ты ведь понимаешь, что это не игра? Это все так… хобби.

— Ну выиграли же, Станислав Николаевич, — пожимаю плечами и смотрю куда-то сквозь него.

Он морщится и постукивает ручкой по столу.

— Со скрипом натянули «Чайку», а что будет, когда «Тигры» приедут? Спрячемся от них под лавками?

— Никогда не прятались вроде как…

— Миша! Очнись, блядь. Приди в себя. С такой игрой тебя не то что в Даллас, тебя в КХЛ не возьмут!.. По клубам шастаешь, тренировки прогуливаешь, а если приходишь — мыслями точно не здесь. Что у тебя с Андреевой?

— У Загорского спросите! — огрызаюсь.

— Мне на хуй ваши рыцарские поединки не нужны.

— Ну хватит. Пожалуйста, — поднимаюсь резко. — Я все понял. Буду играть.

— В хоккей не надо играть, им надо жить, Миша! Я думал, ты это понимаешь.

— Значит, буду жить.