Молча взяла телефон, разрываясь между желанием поблагодарить и послать его куда подальше.

– Ты внучка бабы Зины, да?

– Да, – кивнула я. – А ты ее постоялец. «Ванечка».

На его лице промелькнуло удивление, а потом он рассмеялся.

– Так она меня называет? «Ванечка»?

– Ага, – я не удержалась от улыбки. – И расхваливает на все лады. «Статный, широкоплечий, как с обложки журнала».

Он покачал головой, все еще улыбаясь:

– Твоя бабушка – уникальная женщина.

– Не то слово, – вздохнула я. – И в кого я такая уродилась? У меня вся семья – трудоголики. А я… ну, ты знаешь.

Осеклась, поняв, что начинаю откровенничать с совершенно незнакомым человеком. Тем более с этим… который видел меня… Боже, как стыдно!

– Мне пора, – поспешно сунула телефон в карман. – Бабушка печет блины.

– Блины? – протянул он с таким выражением, словно я сказала «раздает бриллианты». – Настоящие, деревенские?

– Ага, с творогом и сметаной, – кивнула, уже разворачиваясь, чтобы уйти.

– Слушай… – он замялся. – А можно напроситься на блины? Я со вчерашнего дня толком не ел. Ждал рыбу, а она, как видишь, не очень-то торопится в мои сети.

Я окинула его оценивающим взглядом. Высокий, широкоплечий, с проницательными серыми глазами и волевым подбородком. И ямочки на щеках, когда он улыбается. Черт, а бабушка права – действительно как с картинки.

– Бабуля будет в восторге, – наконец сказала я. – Она без ума от тебя. Только не вздумай рассказывать ей… ну, про утреннее купание.

– Даже мысли такой не было, – он поднял руки в примирительном жесте. – Профессиональная этика: что увидел на задании, то тайна.

– А это было задание?

– Самое сложное в моей карьере, – серьезно кивнул он, но в глазах его плясали смешинки.

Пошла по тропинке к дому, все еще уверенная, что этот Ванечка – не тот человек, с которым я хотела бы иметь дело во время своего деревенского «отпуска».

Но блины – это блины. К тому же бабушка расстроилась бы, если бы я его не пригласила.

А может, это даже забавно – посмотреть, как суровый майор спецназа сюсюкает со старушкой. Да и… ладно, признаюсь хотя бы себе – он и правда ничего. Для старикашки тридцати четырех лет, конечно.

Что-то подсказывало мне, что эти две недели будут намного интереснее, чем я предполагала. Даже интересно понаблюдать за ним и немного подпортить отпуск, мой отец считает, что я отлично умею выматывать нервы и портить всем все кругом.

Сытно позавтракав, я брел к своему домику, чувствуя приятную тяжесть в желудке и странное умиротворение.

Баба Зина превзошла саму себя – блины получились именно такими, какими их готовила моя бабушка в детстве: тонкие, кружевные, с хрустящими краями. Я съел штук семь, не меньше, щедро поливая их сметаной и заедая домашним вареньем, от которого пахло летом и солнцем.

Но гастрономические впечатления были не единственными, что остались после этого завтрака.

Когда я постучал в дверь дома бабы Зины, держа в руке ведерко с окуньками – скромный утренний улов, дверь распахнулась почти мгновенно. В проеме стояла московская принцесса, сосланная в деревню в наказание за хулиганство. При виде меня лицо девушки вытянулось, а щеки вспыхнули ярким румянцем.

– А, это ты? – выдохнула она.

– Я, – подтвердил я, улыбаясь. – Вот, принес улов, – я приподнял ведерко.

Алена молча отступила, пропуская меня в дом. Я чувствовал, что своим появлением не доставляю ей удовольствия, да мне и плевать было.

– Ванечка! – всплеснула руками баба Зина, выглядывая из кухни. – Проходи, касатик, присаживайся! Я тут блинчиков напекла, угощу тебя! А рыбку твою почищу, к вечеру уху сварим.