От апокалипсиса.

Желание поцеловать ее ударило с такой силой, что я едва сдержался. Но не только поцеловать. Мне хотелось прижать ее к стенке сарая, почувствовать, как ее тело прогибается под моими руками, услышать, как она задыхается от страсти… Я представил, как стягиваю с нее эту простенькую футболку, под которой явно нет лифчика, потому что видно, как торчат соски, как целую нежную кожу шеи, спускаясь ниже…

«Господи, что за больные фантазии! – одернул я себя. – Она же ребенок практически! А я веду себя как озабоченный старик».

Но тело не слушалось разума. Возбуждение нарастало, и я понимал, что если не уберусь отсюда прямо сейчас, то сделаю что-то непоправимое. Что-то, за что потом буду ненавидеть себя.

– Продолжай сама, – резко сказал, отступая на шаг. – У тебя хорошо получается.

В ее глазах мелькнула растерянность, но она послушно повернулась к козе.

– Иван? – позвала она неуверенно. – А ты…

– Мне нужно идти, – перебил я, уже направляясь к выходу. – В лес собирался. Увидимся позже.

Практически сбежал из сарая, чувствуя себя последним трусом. Но что еще мне оставалось делать? Она была слишком молода, слишком невинна, а я… Я был мужчиной с темным прошлым и грузом, который никто не должен нести вместе со мной.

Шагая по лесной тропинке, я пытался выбросить из головы ощущение ее рук под моими ладонями, аромат ее волос и тот момент, когда она обернулась ко мне с такой доверчивой улыбкой.

Но мысли упорно возвращались к запретному. Как бы она отреагировала, если бы я не ушел? Если бы поцеловал ее прямо там, в сарае? Отстранилась бы или… ответила?

Представил, как она обвивает руками мою шею, как прижимается ко мне всем телом, как шепчет мое имя… Черт, я схожу с ума. У меня стоит, как у подростка, от одних только мыслей о девчонке, которая годится мне в дочери.

Но она не выглядела как ребенок сегодня утром у бани, когда подглядывала за мной из окна. В ее взгляде было что-то очень взрослое, очень женское. И то, как она краснела, когда я намекнул на это за завтраком…

Может быть, влечение было взаимным? Может быть, я не единственный, кто чувствует это безумное притяжение?

«Даже если и так, это ничего не меняет», – жестко напомнил я себе. Разница в возрасте, мое прошлое, ее будущее – все было против нас.

«Забудь, Морозов, – приказал я себе. – Она не для тебя. И ты не для нее».

Но сердце упорно отказывалось слушаться разум. И я понимал, что эти две недели в деревне станут для меня серьезным испытанием.

Испытанием, которое я не был уверен, что смогу пройти.

После дойки я буквально упала на кровать лицом в подушку. Адреналин схлынул, голова все еще побаливала от вчерашней наливки, а тело требовало отдыха. Последнее, что я помнила перед тем, как провалиться в сон, – это ощущение сильных рук Морозова, направляющих мои движения.

И вот мне снится…

Яркое солнце. Двор у бани. Морозов стоит возле бочки с водой, но теперь у него в руках не ведро, а длинный шланг. Вода льется сверкающей струей, и он поливает себя, запрокинув голову. Капли стекают по его обнаженному торсу, по рельефным мышцам, по этому чертовому прессу…

– Алена, – зовет он меня, и его голос звучит хрипло, обещающе, – иди сюда.

Я смотрю на себя – розовое бикини, которое вчера надевала для загара. Ноги сами несут меня к нему, словно я зачарованная. Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно на всю деревню.

– Тебе жарко? – спрашивает он, и в его серых глазах пляшут огоньки.

Я только киваю, не в силах произнести ни слова.

Он направляет шланг на меня, и ледяная вода окатывает меня с головы до ног. Я вскрикиваю от неожиданности, и по коже бегут мурашки. Бикини намокает и становится почти прозрачным, но мне все равно.