Караван-баши и трое погонщиков, вызвавшиеся сопровождать его, прорубая себе путь ятаганами, углубились в заросли.

***

Продираться сквозь джунгли становилось все труднее, но караван-баши, не останавливаясь, все так же шел и шел вперед.

Стена зарослей оборвалась внезапно. Словно кто-то обрезал её, расчистив впереди круглое каменистое плато, в середине которого виднелся огороженный камнями колодец.

Погонщики бросились к колодцу, надеясь вдоволь напиться воды.

Каково же было их удивление, когда на дне колодца вместо живительной влаги их взору предстало нечто багровое, пульсирующее, источающее нестерпимый жар, вынудивший тотчас отшатнуться.

- Что это? – прошептал караван-баши. - Я вожу караваны по пустыне уже не первый год, но никогда не видел ничего подобного!

Скрипучий старческий голос раздался у него за спиной:

- Это сердце ифрита, огненного демона пустыни! – караван-баши обернулся и увидел перед собой сгорбленную старуху, обряженную в лохмотья. – Он, улетая в пустыню, дабы лишить жизней неразумных людей, рискнувших нарушить его пределы, и вдоволь полакомиться их душами, всегда оставляет свое сердце здесь! Под надёжной защитой непролазных джунглей, обнаружить которые до сей поры не удавалось никому!

- У меня два вопроса! – воскликнул караван-баши. – Только два! Но я хочу получить на них ответы!

- Спрашивай, - проскрипела старуха. – Я отвечу на оба.

- Почему ифрит оставил сердце здесь?! И как нам удалось обнаружить это место, если, как ты сказала, до сей поры, оно оставалось для всех невидимым?!

- Сердце, - из горла старухи вырвалось какое-то бульканье, но караван-баши понял, что она смеется. – Отправляясь убивать, сердце лучше оставить дома. Потому что рано или поздно оно может подвести. В сердце может зародиться жалость к ни в чем не повинной душе, а это неминуемая гибель для падшего ангела! – добавила:

- Да-да, не удивляйся. Когда-то и ифриты, и дэйвы, и джины были ангелами. Пока не взбунтовались! Пока не начали братоубийственную войну! За что и были низвергнуты Аллахом! Теперь они живут изгоями и творят зло во всех подлунных мирах. Ифрит, в вотчину которого ты попал – один из падших ангелов. Он оставляет свое сердце здесь, и воссоединяется с ним, вернувшись после охоты.

- Я понял, - кивнул караван-баши. – Теперь скажи, как и почему мы сумели сюда попасть?

- Я открыла вам проход, - старуха вздохнула, словно была вынуждена объяснять очевидное неразумному ребенку. – И сделала это после того, как увидела на твоей груди медальон с печатью Давида! Медальон, способный закупорить колодец и не дать ифриту воссоединиться со своим сердцем!

- Как может небольшой медальон закрыть эту огромную дыру?! – караван-баши нащупал на груди оберег, данный ему матерью в тот день, когда он впервые повел караван через пустыню.

Его мать давно покинула бренный мир, а медальон, незатейливый плоский округлый камешек с нацарапанными на нем непонятными знаками, однажды повешенный ею на шею сына, караван-баши с того дня не снимал ни разу.

- Сможет! – не сомневалась старуха. – Закрой колодец! И ты станешь первым правителем прекрасного города, что вскоре возникнет на этом месте!

- Но тебе-то какой в этом прок?! – все еще сомневался мужчина.

- Если ты решил, что для меня и моих десятерых сестер нет счастья выше, чем служить ифриту, танцевать и петь для него, ублажать его на ложе – то ошибся! Мы жаждем свободы! И ты дашь нам её! Поторопись! Ифрит уже близко! Я чувствую его зловонное дыхание! Печать Давида не даст чудовищу прорваться сквозь заслон джунглей!