Некоторое время Лёша шёл молча и спокойно. Ноги, руки и шея его болели от волшебного льда, хоть его давно уже не было и в помине. Глорф, казалось, знал это. Он шёл гордо, чувствуя себя победителем, иногда бросая презрительные взгляды через плечо на своего пленника. Лёша чувствовал себя униженным, но не проигравшем. Как он намеревался спастись, теперь было загадкой и для него самого, до тех пор, пока чародей не замер.
Глорф определённо что-то услышал, и это явно пугало его. Хорошо это или плохо, Лёша судить не мог. Лично у него друзей, способных отправиться спасать его, не было, зато врагов хватало. Судя по перепуганному виду чародея, у того врагов тоже было хоть отбавляй. Он схватил Лёшу и заслонил им себя.
- Что происходит? – спросил у Глорфа пленник.
- Молчи и не дёргайся, или умрёшь на месте! – огрызнулся тот вместо ответа.
Лёше это не понравилось: до этого хотя бы его хотели куда-то доставить живым. Сейчас же его телом оборонялись от незримого врага, и поделать с этим было нечего. Яркая вспышка ослепила его. Мужчина постарался заслониться от неё своими связанными руками. Этот инстинктивный жест, возможно, сохранил ему жизнь, но он тут же почувствовал жжение на своих руках и зарычал от боли. Какая-то сила толкнула его в сторону, ударяя всем телом о дерево. Он на миг потерял сознание, и пришёл в себя уже лежащим на земле. Прижав обожжённые руки к прохладному мху, он заметил на запястьях красные вздутые полосы – ожоги от сгоревших верёвок. Он был свободен. Оставалось угадать, позволит ли неизвестный противник уйти живым.
Мужчина отыскал взглядом Глорфа, который пытался уклоняться от летящих в него сгустков энергии. Получалось у него плохо, и он постоянно дёргался и корчился от боли, когда в его тело врезался очередной снаряд. Чародей пытался что-то сотворить руками, но Лёша видел, что они и так у него обожжены и окровавлены: противник целился именно по ним каждый раз, когда Глорф пытался сотворить свои чары.
- Прекрати! – кричал он севшим голосом, в котором слышалась мольба. – Хватит! Ты убиваешь меня!
Лёша подумал, что противник и так видит, что убивает чародея. Сам мужчина тоже видел, как Глорф постепенно оседает на землю, продолжая нелепые попытки защититься. На пощаду, о которой он неустанно молил, можно было не надеяться. Лёша с отвращением слушал его крики, и в памяти вставали неприятные воспоминания о том, как он расправлялся с теми, кто однажды измывался над ним. Он хорошо помнил эти постыдные просьбы сохранить жизнь. Что-то подсказывало ему, что тот, кто сейчас мучительно медленно лишал жизни Глорфа, имел на это полное право.
Мужчина решил, что стоит ретироваться. Стоило ему пошевелиться в попытке подняться, как над головой прошипел сгусток обжигающей энергии. Лёша понял, что подниматься нельзя. О нём не забыли, как он надеялся, и просто пока оставили разборки с ним на потом. Крики чародея резали уши, проникая в самые глубины сознания. Лёша был более милостив к своим врагам, и такие предсмертные вопли слышал впервые. Большая часть одежды чародея, равно, как и кожи, уже была выжжена. Он больше не загораживался и не мог произносить слова, но из его глотки вырывался отчаянный отвратительный вопль. Лёше захотелось поскорее скрыться, но оказаться следующей жертвой неизвестного противника не прельщало: он помнил, что его попытка подняться была пресечена в прошлый раз. Пока он размышлял, рядом с ним зашипел влажный мох – ком энергии попал в землю рядом с Лёшиной ногой. Он не стал гадать, промазал противник или специально не попал в него, и бросился в лес. Бегство было последним и единственным шансом на спасение. Над головой снова прошипел снаряд, и мужчина пригнулся, не останавливаясь и лишь набирая скорость. Вопль Глорфа резко оборвался. Лёша лишь надеялся, что неизвестный не станет его преследовать после смерти чародея.