Сейчас он сидел, устремив пронзительный взгляд в огонь, и языки пламени убеждали его повременить, остановиться, не уходить. Пусть другие идут на поиски приключений, пусть попадают в переделки, но шаману, в чьих руках судьбы всего леса, нужно быть невредимым. Пусть на опасный путь встают те, кому он покровительствует. Они же и должны привести к нему его нареченную ведьму.

Урман вдруг заметил, как догорает выпрыгнувший из костра уголек. Тот вспыхивал, переливался оранжевыми всполохами, затем тускнел, и лишь искры бегали по черной головешке, а потом снова из трещин выбивались крошечные язычки пламени. Они продолжали рассказывать ему, сообщать свои секреты. Светло-серые глаза шамана метались между костром и этим странным угольком, похожим на сбежавшего пленника, шепчущего тайную весточку из укрытия. Уголек угасал, торопясь передать свое послание. Откуда ни возьмись потянуло холодом. Низко, близко к земле подул ветер, пытаясь погасить разболтавшийся вдруг огонек, словно хотел прервать его рассказ и остановить поток откровений.

Взволнованный Урман вперил свой взгляд в крошечное пламя, страдальчески извивающееся под напором ветра. Ему вдруг показалось, что огонек торопится рассказать ему важное и борется с некоей невидимой силой: извивается, корчится от боли и пытается сохранить хоть крупицу жизни, чтобы донести важную весть до шамана. Урман поднялся на ноги, шагнув к тлеющей головне, и длинная меховая накидка упала с его плеч. Шаман остался в тонкой льняной рубашке с шнурованным воротом. Налетевший порыв ветра тут же принялся трепать его волнистые волосы, черными змеями извивающиеся в воздухе, но Урман не чувствовал ни пронизывающего холода апрельской ночи, ни ветра, ни крупных капель дождя, внезапно и часто западавших с неба. Он все следил за пляской крошечных язычков пламени, когда вода погасила несчастный огонек, не дав ему закончить, но шаман успел прочитать главное.

Застывшими, остекленевшими глазами глядя в одну точку, Урман медленно опустился на бревно. Он машинально протянул к огню окоченевшие ладони и держал их так долго, пока не почувствовал покалывание в изящных тонких пальцах, онемевших от холода. Его союзу с Лаурой не суждено было осуществиться: чтобы предотвратить неминуемое, Урману нужно было уже сейчас находиться в Городе. Он не мог ничего изменить. Видно, прогневались за что-то на лесных людей духи природы, раз не помогли, обманули, не пустили, запутали.

Боли в сердце у шамана не было: он почти не знал эту девушку и не мог вызвать в себе привязанность лишь потому, что так требовал от него ритуал и законы. Но он стал бы прекрасным мужем для нее и, возможно, смог бы ее полюбить, как и она его. Ох, чем-то разозлил его народ лесных духов, раз так они противились его процветанию. Каждый год, отдаляющий Урмана от молодости, он пытался найти свою половину, задавая один и тот же вопрос, но духи молчали. Не находилось суженых для него на этой земле. И вот настал тот год, когда наконец созрела невеста для великого шамана. Из множества женщин – единственная, достойная создать с ним пару и завести потомство. Но увы, и тут встали преграды на пути их союза. Что натворили их предки, раз духи так жестоко карают лесной народ? Ведь если Урман не продлит свой род, жителям леса придется выбрать нового шамана, нового предводителя, иначе лесной люд потеряет все магические знания и способности и не сможет выжить, особенно если рядом высится и продолжает расти железный Город. Только лесного колдуна лучше Урмана уже несколько десятилетий не было. Не было равных в мудрости, способности к магии и знанию языков духов. Да и в красоте.