- Зато красавица каких поискать! Под стать нашему господину Стефану, – с восторгом вставила Пирея. – Во всей Фарнабии не сыщешь такой привлекательной и изысканной пары!

У Тавры после этих слов сжалось сердце, будто обручем стиснули грудь, глаза застлали слёзы. Все притихли, думая, что она плачет об умершей госпоже.

«Если бы вы только знали, что творится у меня в душе! – с горечью и болью думала Тавра. – Лучше бы я оказалась на месте доброй Динамии! Зачем мне жить, зная, что своё сердце, свою судьбу Стефан разделил с другой? Без его любви мне не нужны ни воздух, ни пища...»

Стряхнув с себя оцепенение, девушка поднялась и сказала более или менее обычным голосом:

- Пожалуй, я пойду к себе... Устала...

- Иди, Тавра, иди. Мы все очень опечалены постигшей нас утратой, но тебе намного горше, чем нам. Для тебя госпожа Динамия была как мать, – с пониманием откликнулась Гилара, кивая головой.

Тавра заперлась в своей комнате, бросилась на узкое ложе и заплакала, кусая подушку.

А потом весь день проплакала, и от пыли одиночества першило в горле, когда она вечером стояла под старым дубом – тем самым, у которого недавно загадала желание: чтобы Стефан никогда не полюбил Фаусту Ласкариду.