– Чуть не забыл! – он остановился на расстоянии вытянутой руки от удивленной меня, и сунул руку в карман. – У меня есть кое-что специально для вас, Мария, – Дорофеев протянул мне небольшую глянцевую памятку правил дорожного движения.

Находясь в растерянности, я взяла ее, а потом подняла взгляд на мужчину и нахмурилась.

– Издеваетесь, да? – проворчала.

Мирон Борисович тихо засмеялся.

– Учите правила Жарова, – сказал он уходя. – И будьте осторожны!

Я смотрела на удаляющуюся фигуру мужчины в белом пальто и чувствовала, как под ребрами разливается приятное тепло, от воспоминаний его бархатистого смеха. Никогда бы не подумала, что такое вообще возможно, пока сама не испытала.

Остановившись у лифта, Дорофеев обернулся в сторону все еще стоящей в дверях меня и, подмигнув, шагнул в распахнувшую перед ним створки кабину лифта.

Мужчина уехал, а я еще с минуту стояла на месте, прижимала к себе деньги и смотрела на брошюру с правилами дорожного движения.

– Маш, картошка почти готова! – крикнул из кухни Женя. – Где ты там?

– Иду! – ответила и шагнула обратно в квартиру, в свою реальность. – Ты, надеюсь, ее не спалил?..

Стараясь выбросить из головы Дорофеева вместе с его приятным смехом, я вела себя как обычно, пытаясь придумать, как же мне объяснить матери возвращение денег и представить, как она все это вообще воспримет.

6. Глава 5

В первом часу я заканчивала читать лекции на завтрашние семинары, когда мама вернулась домой со смены в пекарне.

Быстро сунув тетради в сумку, я вскочила с дивана и пошла в прихожую, где слышались шорохи одежды и тихие вздохи.

– Привет, мам, – я встала в дверях.

Родительница сняла обувь и выпрямилась.

– Привет, – сказала она. – А ты чего не спишь? Поздно же.

Я пожала плечами, наблюдая за тем, как мама обувает старые тапочки, берет небольшой пакет, судя по всему с какими-то булочками, проходит вдоль коридора и останавливается рядом со мной.

– Лекции читала, – сказала, забирая из ее рук пакет. – Есть хочешь? Или может быть сделать тебе чай? – спросила, направляясь на кухню.

– Просто чай, – сказала она, шагая следом за мной.

Сев на табурет, мама наблюдала за тем, как я ношусь по кухне, стараясь не разбудить давно уснувшего в другой комнате брата и параллельно обдумывая, когда и как сказать про деньги.

– Мне тут с утра следователь звонил какой-то, – неожиданно начала мама и я обернулась к ней. – Опять расспрашивал про этих Лисицыных. Зачем, не понимаю. Будто мне заняться больше нечем, кроме как снова окунаться с головой в эту… – она поджала губы и замолчала, буравя взглядом стол.

– Просто расспросил? – подтолкнула я маму, чтобы она продолжила рассказывать, а за тем поставила перед ней чашку с чаем.

– Просто расспросил.

Я села напротив, нервно кусая губы и не находя нужных слов, чтобы рассказать маме про деньги.

– Мам, тут такое дело, – начала я, не решаясь поднять на родительницу глаза. – Ваську Лисицына отчислили из университета за то, что он столкнул Свету с лестницы.

– О, господи! – охнула мама. – Она в порядке?

Я пожала плечами.

– Не знаю, но ее родители были в бешенстве. Мы с Таней пока не рискнули ее навестить, – я все же взглянула на уставшее лицо матери. – В общем, я это к тому, что против семьи Лисицыных, скорее всего, заведут уголовные дела. Нас с Новиковой сегодня допрашивали в универе об инциденте на лестнице. Мы в то время стояли рядом со Светой, – о том, что мы потом сделали запись разговора в кабинете ректора и разослали ее по чатам, я решила не говорить. – Там много историй всплыло об их семье, так что сухими из воды, скорее всего, уже не выйдут.