- Нет, раньше не видела.
Эли поднял брови, покачал головой и пошёл вперёд. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что ажурные свечки тянущихся в небо цветов не только синие, но имеют также лиловый и розовый оттенки. Лето цвело пышно и торжественно, летело вперёд ласковым ветерком и тополиным пухом, струилось кристально чистой водой в ручье. Только у Марселлет почти не было времени всё это замечать и наслаждаться. Постоять, осмотреться… Разве этот тиран позволит? У девушки было ощущение, что она раздражает его всем своим существом.
Стрекотали кузнечики, щебетали птицы, пахло мёдом, луговыми травами и цветами. Марселлет восхищалась всем этим как дитя. Хотелось радоваться, смеяться, любить! Но…
Люпиновое поле вскоре прошли и девушка опять затосковала. Ноги болели от усталости, только сказать об этом она не решалась. Впереди не сбавляя шага, двигался её мучитель.
Спустя пару часов практически безостановочной ходьбы Эли строго наказал ей ждать под кустом жимолости, а сам куда-то исчез. Марселлет в эти полчаса и не жила вовсе. Так ей было страшно! Грезилось, что она слышит отдалённый собачий лай. Представляла себе, как на Эли напали, избили или вовсе прикончили где-нибудь в овраге. И что никого она не дождётся. А саму её либо дикие звери растерзают, либо бандиты какие-нибудь погубят.
Но вскоре её спутник появился с узелком в руках. Усевшись рядом, Эли молча разложил на не очень чистом отрезе ткани свою добычу – пару ломтей хлеба и несколько кусочков мяса.
- Где вы это взяли? – изумилась Марселлет.
- Да… не важно. Купил, - неопределённо ответил Вольфсон. – Ешьте.
- А вы?
- Я по пути поел. Вам, правда, спинка и куриные рёбра остались. Но на них много мяса.
- А где в курицы рёбра? – недоумённо спросила Марселлет.
- Вот здесь, - ответил Эли, и бесцеремонно ткнул мадемуазель де Флорис пальцем в бок.
Она взглянула на него возмущённо, не понимая, оскорбил он её сейчас или она себя попросту накручивает. Происхождение еды всё же беспокоило. Не хотелось потом мучиться животом. И правду ли он сказал, что сам уже пообедал? Вдруг лжёт, чтобы ей больше досталось? Хотя вряд ли этот человек способен на подобное. Усыпив таким образом свою совесть, Марселлет принялась за обед. Съела всё до последней крошки. Еда оказалась свежей и даже вкусной.
Эту ночь они провели на сене в каком-то заброшенном сараюшке. Кто и зачем сушил тут луговую траву – неизвестно. Но в качестве ночлега стог вполне подходил. Когда поблизости раздался пронзительный и тоскливый вой какого-то животного, Марселлет крупно вздрогнула. Что это было? Волк или собака воет там, в черноте ночи? Жуткий звук, от которого пробежал мороз по коже. Девушка поёжилась, прислушиваясь. Эли посоветовал зарыться поглубже в сено, чтоб было тепло. Но Марселлет всё равно мёрзла. И с ужасом представляла, сколько сухой травы завтра будет в её волосах. От расстройства не сдержалась и расплакалась. Эли зашевелился в стогу, приподнялся.
- Ты чего плачешь?
- Мне страшно и холодно, - девушка шмыгнула носом.
Он вздохнул, очевидно, в сотый раз пожалев, что с ней связался.
- Иди сюда.
Притянул её к себе и прижал к груди. Марселлет удивилась тому, какой он горячий. В его объятиях она чувствовала себя маленькой и защищенной от всех существующих в мире бед. А ещё ей было тепло, как если бы её с головы до ног окутали уютным пледом. Мадемуазель де Флорис раньше и не догадывалась, что обычный мужчина, вот такой вот самовлюбленный грубиян, может дарить подобные ощущения. И, похоже, не осознавать этого. Потому что Эли просто засопел, проваливались в сон, и, кажется, совсем не чувствуя прелести момента. Что с него взять? Толстокожий чурбан. Мысленно обозвав его именно так, девушка поёрзала, умащиваясь поудобнее. Она услышала стук его сердца под своей ладонью. Оно стучало размеренно и спокойно. Под этот звук она и заснула, доверчиво уткнувшись лицом ему в грудь.