Раненые, есть раненые, а вдруг среди них Виктор Бисаров? Впрочем, какая разница кто именно? Она не общалась с парнями панибратски, как поступала Слава, но относилась к каждому с теплотой и благодарностью, даже к Дрону с его тупыми, грубыми шуточками и запредельной беспардонностью.

Она чувствовала себя спокойней, когда рядом находился кто-то из этих парней – высоких, загорелых, с обветренными лицами и сильными руками. Общий фон бесконечной, грызущей тревожности никуда не девался, наверное, он останется до момента, пока Ляля не ступит на родную землю, но присутствие бойцов подбадривало, не давало окончательно упасть духом.

До следующего вечера никто не появлялся, кроме нескольких дежурных, которые не обращали никакого внимания на сестёр, все их мысли были с товарищами. Не до глупых приколов, грубых шуток и заигрываний сейчас.

Руки мелко тряслись, Ляля посмотрела на Славку, с энтузиазмом строчащую что-то в раздобытую тетрадь. Заметки, наброски, короткие интервью без имён – работала. Попросила несколько листов, взяла гелевую ручку и начала рисовать для успокоения. Творчество всегда приносило покой в душу и радость на сердце. Живопись – отдушина Ляли с детских лет.

Сначала изобразила сестру, склонившуюся над столом, в камуфляже, с коротким ёжиком волос, которые жили своей жизнью, как и хозяйка, самостоятельной. Потом нарисовала Алексея, рассуждающего о рационе бойцов. Миху с колодой карт в руках, растянувшегося на кровати под светлой простынёй. Дашу, которая перевязывала широкое плечо капитана с бугрящимися мускулами.

И самого капитана. Расслабленного, словно вокруг не происходит ничего ужасного. Сидит не в медчасти, посредине пустыни, под раскаты боя, а на полоке парной, поигрывая берёзовым веником.

И снова его, смотрящего вдаль. Сеточку едва заметных морщинок в уголках глаз, твёрдая линия губ, напряжённый взгляд. Весь – словно сжатая до предела пружина.

С букетом цветов, беззаботно улыбаясь…

Рисовать Виктора Бисарова стало отдельным удовольствием. Вспоминать детали внешности, тонкости мимики, передавать эмоции, скользить ручкой по листу, словно пальцами по лицу, шее, плечами, торсу, опускать ладонь на крепкий живот с очерченными кубиками. Дальше приходилось останавливать собственное воображение, грозящее завести в такие дали, что после будет стыдно.

Нет, нет, нет. Это просто адреналин, вырабатывающейся в непривычном количестве, даёт о себе знать. Ляле просто не может… понравиться такой мужчина, как капитан Виктор Бисаров.

Гусь Обнимусь, кинестетик, который любит обнимашки. С бесконечным количеством женщин!

Если когда-нибудь, вернее, когда Ляля заинтересуется мужчиной всерьёз, он обязательно будет высоких моральных качеств, без шлейфа сомнительных связей за плечами и точно не военный.

Ни за что!

Из раздумий вырвали громкие мужские голоса, тяжёлые шаги, приветственные выкрики и вопросы взволнованных дежурных.

– Всё отлично, – ответил голос того, кто по всем законам логики никак не мог заинтересовать Лялю. – Активизировались, гондурасы, всполошились какого-то хрена, но сейчас залягут на дно, сутки точно побоятся соваться. Дрону слегонца досталось и Ромычу.

Славка выскочила навстречу, гонимая жаждой подробностей. Ясное дело, никто ничего не рассказывал, ограничивались общими фразами, но ей хватало и той информации, которую она вылавливала из обрывочных фраз, брала из воздуха.

Ляля не стала выходить из светлицы, её пугала стоявшая в воздухе смесь адреналина и тестостерона. Излишки кортизола в собственной крови говорили, что необходимо оставаться на месте, не вдыхать эту адову смесь.