На ужин всё-таки пришлось выйти, просить кормить её отдельно – непозволительная роскошь. Она не в пятизвёздочном отеле в Дубае, никто прислуживать не обязан. Правда, специально задержалась, чтобы основной поток прошёл. Главное, Гусь Обнимусь этот с повышенной тактильной потребностью.

– Я уж думал идти за тобой, – сказал Алексей. – Держи, вкусненького тебе припас. Без чеснока, – доверительно поведал он, протягивая тарелку с салатом из свёклы.

А ведь и правда, деликатес, в сравнении с кашей с тушёнкой и морем разливанным горького шоколада.

– Спасибо! – искренне поблагодарила Ляля.

Аппетита не было, но всё-таки поела, бесконечно прислушиваясь к разговору в комнате личного состава. Что-то громко обсуждали, лужёные глотки издавали грохот, который прокатывался сквозь Лялю. Невольно она выделяла один-единственный голос, который засел в памяти и не собирался испаряться, сколько бы она себя ни уговаривала.

Наваждение какое-то, от которого непременно нужно избавиться! Во что бы то ни стало!

В приоткрытую дверь блиндажа светила полная Луна, яркая, как никогда прежде не видела Ляля. Фантастическое, нереальное зрелище. Она словно на другой, неизведанной планете очутилась.

Ляля потопталась у выхода, обернулась в поисках командира, кого-нибудь, с кем можно выйти на улицу, и совершила откровенное безумие – вышла одна, без защиты. Её словно тянул лунный свет, манил, как ничто и никогда до этого. Стало необходимо запечатлеть в памяти всё, до мельчайших подробностей.

Силуэты развалин, бескрайнюю пустыню, сухие кусты, похожие на мифических чудовищ, машину, напоминающую огромную застывшую черепаху… и Луну. Огромную, полупрозрачную, мистическую, манящую…

И такой же манящий мужской силуэт на фоне этой Луны.

Высокий мужчина стоял спиной к Ляле и поливал себя водой из пятилитровой баклажки, водя ладонью по крепкому телу.

Лунный свет падал на длинные ноги с сильными мышцами. Узкие бёдра, крепкие ягодицы, широкие плечи и мощная шея дополняли идеальный треугольник атлетически сложенной фигуры.

Ляля воровато обернулась, чтобы не попасться на столь непристойном занятии – подглядывании за обнажённым мужчиной. А он был именно обнажён, полностью. Собиралась было развернуться, чтобы ретироваться, исчезнуть прежде, чем её заметят, как буквально врезалась во взгляд, как она знала наверняка, бесконечно синих глаз.

Ошарашенно, широко распахнутыми глазами, она смотрела на Бисарова Виктора, тот отвечал ей спокойным взглядом, склонив голову набок. Кто кого разглядывал, Ляля не могла сказать точно. Она его – спокойно стоящего во всей первобытной мужской красоте и силе, или он её – недвижимо застывшую.

Опускать взгляд ниже пояса она боялась на каком-то животном, рефлекторном уровне. И всё-таки, в какой-то нечаянный миг потеряла контроль, скользнула полувзглядом по дорожке, убегающей ниже. Уставилась на то, что предстало её взору.

Бисаров отвёл руку в сторону, открывая эрегированный член. Не до конца, надо полагать, вставший, сказать наверняка невозможно. Опыта у Ляли и теоретического не было, уроки анатомии человека для художника не в счёт, на них этот орган не изучается подробно и досконально, в пропорциях и мельчайших деталях. И всё-таки очевидно более чем внушительного размера. В информационном вакууме невозможно находиться, даже если принципиально обходить подобную информацию.

Лялю мелко затрясло, она не понимала, что с ней происходило. Слишком много эмоций, с настолько широким диапазоном, что ещё немного, и началась бы самая настоящая паническая атака. Она оказалась не готова к чувствам, которые хлынули на неё одновременно и с мощностью урагана Катрина.