Софи закатила глаза.

– Извини. Я имела в виду… У тебя от парней отбоя нет. Скажи на милость, неужели среди этих красавцев нет никого, кто бы тебя заинтересовал?

Софи тяжело вздохнула.

– Здесь есть много хороших парней, и даже с несколькими из них я ходила на свидания.

– Ну и?

– Какие-то они не такие. У меня пунктик – я должна влюбиться в голос мужчины.

– Так ты считаешь, как и Грегори Робертс в своем романе, что голос – больше половины любви?

Софи кивнула:

– Если не вся любовь.

– Глупости.

– Почему глупости? Помнишь Андреаса? Он был со мной в ресторане на дне рождения мамы.

Эмма положительно кивнула.

– Припоминаю такого.

– Замечательный парень, – продолжала Софи. – Умный, красивый, богатый молодой архитектор с большим будущим. Но прошло немало времени, прежде чем я поняла, что не сумею остаться с ним и полюбить. Когда он открывал рот, мне казалось, что где-то скребут ножом по тарелке. Ужасный голос.

Эмма с пониманием посмотрела на сестру и улыбнулась:

– А я-то все время думала, что меня в нем раздражает.

– Считаешь меня ненормальной?

– Немного.

– Мало-помалу я склоняюсь к мысли, что мне не видать серьезных отношений, и я никогда не встречу свою высокую голубоглазую судьбу с мягким, но уверенным медовым голосом.

Язычок оранжевого света, исходящего от вывески заправки, лизнул лобовое стекло «Тойоты».

– Как насчет большого стаканчика латте? – предложила Софи, въезжая на территорию «Шелл».

Эмма задумчиво улыбнулась:

– Не откажусь. Только без сахара.

– Точно.

Софи подъехала к бензоколонке, остановилась и перевела автомобиль в режим парковки. Выходя из машины, она впустила за собой холод, от которого Эмма поежилась. Пока Софи вливала бензин в бак, она с интересом рассматривала в телефоне сестры фотографии норвежцев, ищущих любви во Всемирной паутине.

Работник заправки, похожий на бездушную восковую фигуру, уставился в монитор компьютера, подключенного к кассовому аппарату. Через пару секунд он сообщил клиентке сумму к оплате. Большим и указательным пальцами принял от нее купюру в пятьсот крон и скривился. С недовольной физиономией, предварительно дважды пересчитав, он отсчитал сдачу, поблагодарил девушку за покупки и тут же скрылся за дверью подсобки.

Софи забрала монеты и направилась к кофемашине, из которой, как всегда, с резким свистом вырывался горячий пар.

По совершенно безлюдному залу пронесся аромат жареных зерен. Взяв стаканы с готовым напитком, Софи зашагала к выходу.

Под порывами свежего ветра ей стало холодно в ее кедах. Она пошла быстрее, мечтая нырнуть в теплую машину.

– Осторожно, горячий, – сообщила Софи, протягивая сестре стакан. – Без сахара, как и просила.

На мгновение взгляды Софи и Эммы скрестились. Осталось еще их сестринское единство и совсем не выдохлась их родственная связь. Через несколько минут, попивая кофе и болтая о парнях, старых временах и прочих девичьих штучках, они покинули заправку.

Когда Софи выехала на трассу Е-18, Эмма, обнимая стакан, тихо призналась:

– Я еще не улетела, а уже скучаю по тебе, клянусь.

Софи всерьез озаботилась заявлениями сестры:

– И я по тебе буду скучать. Обещай, что будешь звонить и писать мне.

– Обещаю. – Эмма клятвенно подняла руку. – Знаешь, я на минуту представила, что мы навсегда поссоримся или с одной из нас что-то случится. Как тогда жить? – осторожно поинтересовалась она.

Лицо Софи нахмурилось, лоб прочертила глубокая морщина. Она сделала глоток латте, несколько мгновений подержала жидкость во рту и лишь затем проглотила.

– Не думай о плохом. Все будет хорошо, – сказала она. – И вообще, это я – художница, я – утонченная натура с болезненным внутренним миром и вечным экзистенциальным кризисом. А ты у нас ученая с холодным разумом, не склонная ко всякого рода философии.