– Анекдоты любите? – спросил Алан.

– Анекдоты? Которые запоминаешь и рассказываешь?

– Ну да, – сказал Алан. – Запоминаешь и рассказываешь.

– В Саудии их нет, анекдотов таких, – сказал Юзеф. – Но я слыхал. Мне один англичанин рассказывал про королеву и большой член.

Руби анекдоты ненавидела.

– Неловко за тебя, – говорила она после каждого выхода в свет, когда Алан рассказывал то один, а то и десять. Алан знал тысячу, и все, кто знал Алана, знали, что он знает тысячу.

Его даже проверяли – несколько друзей пару лет назад заставили травить анекдоты два часа кряду. Думали, он все запасы истощит, а он только-только разошелся. Сам не знал, почему столько помнит. Но едва закруглялся один, за ним тут же возникал другой. Работало безотказно. Каждый анекдот тянет за собой следующий – как платки у фокусника.

– Кончай эту пошлятину, – говорила Руби. – Ты прямо как на эстраде. Теперь так анекдоты не рассказывают.

– Я рассказываю.

– Анекдоты рассказывают, когда нечего сказать, – говорила она.

– Анекдоты рассказывают, когда больше нечего сказать, – отвечал он.

Он такого не произносил. Додумался много лет спустя, но они с Руби тогда уже не разговаривали.

Юзеф побарабанил по рулю.

– Короче, – сказал Алан. – Заболел муж. Валяется несколько месяцев, иногда впадает в кому, жена изо дня в день сидит у его постели. Он просыпается, подзывает ее. Она подходит, садится. Он еле ворочает языком. Берет ее за руку. «Знаешь что? – говорит. – Когда со мной случались беды, ты была рядом. Когда меня уволили, ты меня утешала. Когда мой бизнес прогорел, ты меня подбадривала. Когда мы потеряли дом, ты меня поддерживала. Здоровье у меня уже не то, но ты по-прежнему со мной… Знаешь что?» «Что, милый?» – нежно спрашивает она. «По-моему, ты мне приносишь несчастье!»

Юзеф фыркнул, закашлялся. Пришлось затушить сигарету.

– Отлично. Неожиданно. Еще знаете?

Алан был так благодарен. Много лет уже не рассказывал анекдоты молодым ценителям.

– Знаю, – сказал он. – Ну, скажем… А, вот хороший. Короче, одного человека звали Так. Джон Так. И свою фамилию он ненавидел. Люди смеялись, его семейство называли Все-Таки, его дразнили Так Тебя Растак – ну, понятно. Он состарился и написал завещание – мол, когда умрет, чтоб никаких надписей на памятнике. Безымянная могила, простой камень, без имени, без ничего. Ну, он умер, жена все сделала, как он просил. И теперь он лежит в безымянной могиле, но все, кто идет по кладбищу и эту безымянную могилу видит, говорят: «Вот так Так».

Юзеф захохотал, аж слезы пришлось утирать.

Алану этот парень нравился. Даже дочь Кит трясла головой – «Нет-нет, только не это», – когда он приступал к анекдоту.

Алан продолжал:

– Короче. Вопрос. Знает сорок восемь способов заниматься любовью, но не знаком ни с одной девушкой – кто такой?

Юзеф пожал плечами.

– Консультант.

Юзеф улыбнулся.

– Неплохо, – сказал он. – Консультант. Это вы.

– Это я, – сказал Алан. – Пока, во всяком случае.

Мимо пролетел небольшой луна-парк, разноцветный, но, кажется, заброшенный. Желто-розовое колесо обозрения стояло в одиночестве и скучало по детям.

Алан вспомнил еще анекдот.

– Вот, этот получше. Короче, полицейский приезжает на место ужасной автокатастрофы. Повсюду валяются ошметки тел, руки, ноги. Он все записывает, потом находит голову. Пишет в блокноте: «Голова на торотуаре», но сам понимает, что ошибся. Вычеркивает, и снова: «Голова на тратуаре». Опять ошибся, буква не та. Опять зачеркивает. И снова: «Голова на тарату…» «Вот блин!» Озирается – вроде никто не смотрит. Пинает голову, вынимает карандаш. «Голова на проезжей части».