Вонять гнильцой, правда, не перестало. Влад решил, что в вентиляции сдохла крыса, и пытался привлечь к этому факту внимание риэлторши (прямого доступа к хозяевам у него так и не было), но успехов не достиг. Риэлторша упорно не отвечала на сообщения, а когда он наконец решился позвонить и жестко поговорить голосом, после десяти гудков взяла трубку и сказала безо всяких «алло» и «здравствуйте»:

– Ты мне, Владлен-Мосфильмовская, на нервы не действуй, а то вылетишь обратно в свой аул к херам собачьим.

На этом жесткий разговор с обладательницей фальшивой сумки «Louis Vuitton» и закончился. Утешало хотя бы то, что в телефоне риэлторши он был очевидно записан по имени и улице, а не, например, как «Хач Не Брать».

Судьбоносный тендер, как это принято у судьбоносных тендеров, всё время отодвигался то на конец недели, то еще на через неделю, то на неопределенное «уважаемые коллеги, о новой дате мы сообщим дополнительно». Костик психовал, почти каждый день упарывался и изводил сотрудников своими ток-шоу. Сэйлзы охапками тащили мелкие и средние заказы, чтобы поскорее закрыть намечающийся кассовый разрыв; нравилась эта ситуация далеко не всем, поэтому директор отдела продаж Леша вскоре уволился (и ушел не к таким же диджитал-карликам, как «Мульти-Пульти», а, на минуточку, в жирнейшее сетевое агентство «DDM», где моментально стал Алексеем Аркадьевичем), а его заместительница Тася резко вышла замуж и уехала из страны с концами. Влад торчал в офисе с утра до ночи, потом доделывал дела дома до уже совсем глубокой ночи, пил то ли контрабандный, то ли паленый виски из соседнего магазина «Магнолия» и валился спать усталым, как дровосек. После чего просыпался еще более разбитым, чем заснул, – и всё начиналось заново.

Позднее московское лето быстро сменилось противной осенью: темнеть стало ощутимо раньше, янтарные закаты укрылись свинцовыми тучами, выходить на улицу без куртки стало неуютно. Влад мысленно благодарил свою давнюю бывшую, научившую его питерскому выражению «легкий летний пуховичок» – такие продавались в магазине «Uniqlo» в «Атриуме» и выглядели раз в десять дороже, чем стоили на самом деле.

Дверь хозяйской комнаты больше самопроизвольно не открывалась и вела себя в точности так, как ведут себя все двери запертых комнат съемных московских квартир; за всеми рабочими заморочками и бытовыми вопросами Владлен, по правде говоря, о ней вообще забыл.

(И напрасно.)

Неизменными оставались только диджитал-вечеринки: они проходили чуть ли не каждый день, и их участники, словно почуяв скорый конец года и сопутствующий ему скоростной слив недослитых клиентских бюджетов, гульбанили как в последний раз. На одну из таких Влада притащил Костик – гендир ворвался в офис «Мульти-Пульти» в неурочное время, почти в девять вечера, и заметался по опенспейсу, бормоча ругательства. Владлена он заметил не сразу: тот сидел в бордруме на полу, обложившись (ранее истоптанными Костиком) подушками, и пытался придумать для застройщиков такие слоганы, чтобы было одновременно модно-молодежно, но вместе с тем и в рамках традиционных семейных ценностей.

Получалось не очень.

Строго говоря, получалась какая-то колхозная дрянь. «Построй династию». «Начни традицию». Тьфу!

– Бля! – едва не споткнувшись о подчиненного, гендир вскрикнул и театрально схватился за сердце. – Так и отъехать можно, Ленин. Сердце-то – оно, знаешь…

Мысль он не закончил, но было и так понятно: если с такой интенсивностью бухать и нюхать, то отъехать действительно можно было очень легко.