Я сбежала тогда из дома и сгорела. Горела в буквальном смысле: попала в барак, охваченный пламенем. Но это и спасло от рабства, насилия, страшной жизни, что ещё мог мне предложить Олег Измайлов?

 Четыре месяца реанимации, пять месяцев в больнице, восемнадцать операций. Психиатрическая клиника, клиника пластической хирургии. И Убийца моих родителей приезжал, навещал. Я не хотела его видеть и не открыла ни один из его подарков.

Какой он мерзкий! Он просто ужасен!

Бежать!

Какие-то разговоры в стороне. Я быстро протиснулась к выходу. Глянула украдкой, не стоит ли охранница.

Женщины разговаривали где-то рядом, не видела их. Суетливо оглянулась и выскочила в прозрачную дверь чёрного входа.

За спиной болтался полупустой рюкзак, имущества никакого, только запасная кофточка и больничные тапочки. Была ещё щётка старая и зубная паста, кусочек мыла и упаковка салфеток. И памятные шерстяные носки, что вязала мне тётя Ира, сиделка в моей первой больнице.

А что мне ещё нужно?

Свобода!

     Выскочила на улицу и немного опьянела от весеннего воздуха.  Начало апреля. Не везде растаял снег, на газоне чёрно-белые островки с колкими кусочками льда. Солнце выглядывало из-за туч, но было холодно. Морозный воздух пропитал запах просыпающейся природы. И хотя это был подмосковный городок, где-то сквозь шум транспорта пели птицы.

Везде природа, даже в городах!

Вытащила из кармана куртки свою старую шапку серо-голубого цвета с ушками, натянула по самые глаза. Куртку лёгкую застегнула и  побежала со всех ног подальше от клиники пластической хирургии.

Городок красивый и уютный даже ранней весной. Улицы чистые, асфальт уже высох, луж не было. Я устала бежать, шла вдоль забора, за которым располагалось что-то вроде местного музея. Под ногами плитка серого и серо-голубого цвета. Остановка прозрачная. Вокруг ходили люди, по дороге ездили машины, и мне казалось, что все жители и гости этого городка смотрели на меня.

И тогда я опустила глаза.

Просто одичала. Нет,  не боялась людей, напротив, они создавали иллюзию защищённости. Никто меня на их глазах воровать и убивать не станет.

Стала глубоко, дышать, пытаясь успокоиться. Ведь когда-то давала папе обещание, что не буду впадать в истерики, тем более бабушка научила дыхательной гимнастике. Нужно было забыть хотя бы на время про Олега Измайлова. И перестать думать, по какой причине он уцепился за меня.   

      Я сильно отличалась от других девушек. Поставили когда-то диагноз, хотя  мои странности можно было заметить только при близком контакте. С детства со мной работали врачи, поэтому нарушение психики почти незаметно. Я дееспособная и могла самостоятельно существовать. Никакой неуклюжести или агрессивности  не было. Зато трудности  при социальном взаимодействии имелись. Совсем немного, не критично.  Иногда я  не понимала эмоции, почти не воспринимала юмор и, хотя училась в своё время шутить, это с трудом получалось. Назвать меня бесчувственной никто не мог. Но то, что я социально-наивная, и сама понимала. Именно эта наивность, чистота, искренность и  почти стопроцентная правдивость  сильно привлекали мужской пол. Так однажды Олег Измайлов и сказал: «Мне такая честная очень нужна». Захотелось старому бандиту необычную девушку и новых ощущений.

Тварь!

Какая же он тварь!

И не боялся ничего.

     Я отдышалась. Остановилась,  смотрела на носы своих старых кроссовок, перевела взгляд на пешеходную дорожку. Утоптанная обувью прохожих, загнанная вениками дворников в щели между плитками, лежала хвоя. Я видела по-другому. То, что для всех людей обыденность, для меня безграничный удивительный мир, состоящий из красивой глубины и тончайших деталей.