— Жди за дверью.
Это ей. Имперка вновь услужливо склонила голову и тут же бесшумно вышла.
Я все еще слепла, не видела перед собой ничего кроме, отвратительного резкого света, бившего в глаза. Стояла в полной тишине и с ужасом понимала, что меня рассматривают.
— Повернись.
Я развернулась — вновь молчание.
— Повернись.
Меня трясло. Я мерзла. Изо всех сил стискивала зубы. Прожектор стал затухать, и через какое-то время я получила возможность осмотреться. Прямо передо мной на возвышении стояло несколько кресел, в которых сидели мужчины. Я не видела их раньше. Четыре свободных имперца с длинными волосами, два свободных лигура, один из которых, судя по бледному цвету кожи, был полукровкой. Это и есть чертовы держатель Кольер?
У них были совершенно одинаковые взгляды. Презрительные, липкие. На меня смотрели, как на вещь, и от этого осознания все обрывалось внутри. Неужели это можно вынести?
Я вздрогнула, когда чистокровный лигур в черной мантии посмотрел так пристально, что хотелось провалиться:
— Разденься.
Я сглотнула, еще сильнее стискивая зубы. Мне уже доходчиво дали понять, что отныне это может потребовать любой, обличенный здесь властью. Любой, кому только заблагорассудится. Но все внутри наполнялось безотчетным паническим протестом. Я медлила, не шелохнулась.
Лигур подался вперед:
— Одежду долой, рабыня, — приказ прозвучал холодно и ровно.
Я снова медлила. Разум нашептывал, что нужно подчиняться, но я не могла пошевелиться. Нет! Хочу проснуться. Хочу проснуться!
Один из имперцев в зеленом брезгливо махнул рукой куда-то в сторону, и я увидела, как по бокам от меня встали два огромных раба-вальдорца с бритыми черепами.
— Нет! — лигур резко поднялся из своего кресла. — Я сам.
Он медленно направился ко мне, не сводя травянисто-зеленых глаз. Я с ужасом смотрела на него и понимала, что этот лигур не так прост. Не бывший раб, не просто свободный. Этот ублюдок явно был из благородных. Рост, сложение, красивые точеные черты, цвет кожи. Не просто черный — с характерным жемчужно-серым оттенком пепла или графита. Лигур-Аас давно утратил суверенитет, но правящий дом разумно присягнул Императору. Благородные семьи не встали вровень с высокими домами, но и не растеряли своих привилегий. Они были свободнее высокородных.
Он подошел совсем близко, навис надо мной черной тенью. Какое-то время рассматривал, поддел длинными пальцами мой подбородок, поворачивал голову. Хотелось сбросить эту руку, я терпела через силу. Вся сжалась от этого недвусмысленного взгляда. Лигур погладил по щеке, будто наслаждался ее гладкостью:
— Как тебя зовут, рабыня?
В горле пересохло, я не могла выдавить ни звука. Да и не хотела.
Его пальцы до боли продавили челюсть:
— Твое имя, рабыня. Или я назову тебя по-своему.
Я с трудом сглотнула, процедила сквозь сжатые зубы:
— Мирая.
Он убрал руку:
— Прекрасно.
В ушах звенело, теплело. Я понимала, что сознание подергивается едва уловимой туманной дымкой, и от касаний лигура по телу пробегает странная дрожь. Меня начинало едва заметно ломать, и паника усиливалась. В голове эхом звучали недавние слова Пальмиры. Неужели меня заказало это чудовище?
Темные пальцы скользнули по моей шее, коснулись застежки ворота. К этому невозможно привыкнуть. Никогда. Я перехватила эту руку, наплевав на опасность, и тут же увидела колючие искры в его глазах. Лигур кивнул рабам, и мои руки заломили за спину. Больше я ничего не могла. Мерзавец расстегнул застежку, неспешно, будто издевался, и дернул ткань вниз. Повисла звенящая тишина. Уроды в креслах затаили дыхание. Лигур легко коснулся моей груди, обвел полукружие пальцем. Я слышала, как тяжело он выдохнул, не могла терпеть его касания, его подчиняющий взгляд. Этот взгляд уничтожал меня. Я дернулась, но это лишь вызвало едва заметную улыбку.