За приговоренными пришли только после полудня. Обычно казни устраивались по утрам, но сегодня виселицу уже успели занять, а на завтра был записан другой «счастливчик». Одноглазый палач, которому из-за неурочной работенки пришлось пожертвовать семейным ужином, ворчал так, что Жар язвительно предложил ему поменяться местами.

– Щас, размечтался, – буркнул палач, нахлобучивая алый колпак с прорезью для глаз, но жаловаться перестал. – Вяжите их, парни!

Наревевшаяся и обессилевшая девушка покорно позволила стянуть себе руки за спиной и поплелась к выходу между двумя стражниками. Следующей паре пришлось повозиться: Жар, решив, что терять уже нечего, отбивался, как схваченный за уши заяц. Заключенные в других камерах радостно орали и свистели в два пальца, радуясь нечастому развлечению.

Но наконец скрутили и вора.

После полумрака подземелья солнце слепило до слез, а воздух казался теплым, словно парное молоко, и таким же душистым. Как, оказывается, прекрасен мир, когда ты его покидаешь! Сразу и воркующих голубей начинаешь замечать, и собачья колбаска на мостовой становится такой трогательной…

Процессия поднялась на помост. Глашатай громко, со вкусом и выражением, зачитал приговор.

Жар жадно высматривал Алька. Если у этого гада есть хоть капля совести, он обязан прийти им на помощь! Всего-то четыре стражника охраны, глашатай и палач, толпу же можно в расчет не брать, в ней от силы пара храбрецов найдется, остальные с визгом и улюлюканьем раздадутся, давая дорогу.

Рыска молчала. Ей страшно было так, что в глазах чернело, самую малость до обморока не хватает. Хоть бы Альк не пришел! Он же сумасшедший, крысиный волк, – чего доброго, ворвется на площадь с каким-нибудь серпом или граблями и устроит резню, как на поляне. А тут женщины, дети… да и стража – она же не виновата, что ей велели охранять приговоренных! Уклониться от боя стражники не имеют права, а значит, полягут все.

Наверное, можно было попробовать использовать дар. Но девушка так устала и отупела от пережитого, что даже не пыталась барахтаться. Будь что будет, значит, такова воля Хольги.

В жиденькой толпе не мелькнуло ни единой белой макушки. Да и вообще народу собралось мало – подумаешь, каких-то бродяг вешают. Вот если бы хотя бы колесовали или за ребро… а тут пять щепок всего удовольствия.

Зато в первом ряду стоял племянник Матюхи, глядя на приговоренных злыми опухшими глазами.

Это было так обидно и нечестно, что вырвало Рыску из оцепенения.

– Неправда, мы твоего дядю не убивали! – крикнула она, шагнув к краю помоста. Стражник поймал ее за связанные руки, оттащил назад. Девушка споткнулась, упала на колени.

Парнишка потупился и попятился. Толпа заворчала. Начались перешептывания: «А с виду такая молоденькая, может, и не врет…»

– Ага-ага. – Палач почесал под мышкой. – Мы тут только невинных каждый день и вздергиваем.

Послышались смешки – большинство зрителей тоже были настроены скептически. Чего только перед казнью от страху не наговоришь, самой пресвятой Хольгой прикинешься.

– Конечно, невинных, – нахально подтвердил Жар. – У виновных-то есть чем от наместника и судей откупиться.

Симпатии толпы снова переметнулись на сторону осужденных. Косого наместника, несмотря на все его усилия по возвеличению Зайцеграда (а может, как раз благодаря им), в городе терпеть не могли, а продажность судей ни у кого не вызывала сомнений.

– Ну так молитесь Богине, – ехидно посоветовал палач. – Она небось гибели праведников не допустит. – И кивнул стражникам: мол, давайте поскорее избавимся от этой обузы, пока лишние слухи не поползли.