– А ну живо вылазьте и проваливайте!

Не успела Рыска понять, чего от нее хотят, как ее с двух сторон ухватили за локти и вышвырнули обратно на помост. Жар выскочил сам, едва веревка с рук спала. Поддержал пошатнувшуюся подругу, оглянулся. Из провала на них мрачно глядели пять с половиной пар глаз. «Мы, пожалуй, тут пока посидим», – читалось в них.

Толпа взревела так, что повешенные чуть не оглохли. Людей на площади было намного больше, чем когда на Рыску надели мешок, и они продолжали прибывать – весть о чудесном спасении быстро разносилась по городу.

– Что им надо?! – ошарашенно пролепетала девушка, цепляясь за друга. Кто и когда успел ее развязать, она даже не заметила.

– Какая разница?! Валим отсюда, покуда страже подкрепление не подоспело!

– А они нас выпустят?

Толпа действительно так облепила помост, что убегать можно было разве что по головам.

– Предсказание! Предсказание! – теперь уже орали люди, не сводя с друзей горящих глаз. – Хольгина воля! Слушайте, слушайте все!

– Кажется, они хотят, чтобы ты им что-то предсказала, – смекалисто шепнул Жар, наклонившись к Рыскиному уху. Мгновенно подстраиваться к ситуации вору было не впервой – работа такая.

– Я?! – в ужасе оглянулась та на друга.

– Ну ты же у нас видунья.

– Так ведь не вещунья!

– Какая разница?! – проникновенно зашипел вор, борясь с кхеканьем – шея припухла и все еще болела. – Ты баба… тьфу, женщина, тебе больше поверят, что твоими устами Хольга говорит! Сочини по-быстрому сказочку какую-нибудь!

– Я не могу! Мне плохо! Я, кажется, сейчас вообще упаду…

– Держись! – Жар обнял ее еще крепче. – Вспомни, как ты на таком же помосте вчера выступала! Все то же самое! У тебя ж была вещунья в байке про дерево, батраки вечно в лежку лежали, когда ты ее изображала. Вот и давай!

– Ничего не то же… – отчаянно пробормотала Рыска, озираясь. Толпа напоминала огромного пестрого паука с телом-площадью и лапками-улицами, нетерпеливо шевелящегося в предвкушении добычи. Сейчас не дождется представления, бросится и схарчит…

И вдруг – то ли усталость была тому виной, то ли все пережитое – на девушку накатило вчерашнее ощущение власти над толпой. Смотрите на меня? Ждете? Ну так получите, сейчас я заставлю вас то плакать, то смеяться!

– Внемлите мне, люди!

Жар почувствовал, что подруга навалилась на него еще больше, но голос у нее, напротив, окреп, разом заткнув прочие глотки.

– Грядет время великих испытаний! Прилетят к вам четыре могучих ветра – с запада, юга, востока и севера – и принесут с собой тучи белые, черные и пестрые, с дождем, грозой, ураганом и градом…

Жар еле сдерживался, чтобы не захохотать. Любому идиоту понятно, что какой-нибудь ветер да задует и какую-нибудь тучу с чем-нибудь да пригонит. А эти с такими лицами слушают!

Как нарочно, солнце на миг скрылось в облачке, ветерок мимоходом запустил пальцы в Рыскины волосы, расплетенные перед казнью. По толпе прокатился благоговейный вздох, кое-кто рухнул на колени.

Ветер, кстати, был западный.

Жар покосился на дыру. Палач сидел на корточках и мрачно плел из обрывка веревки замысловатые узлы, отчаявшись вернуться домой хотя бы к концу ужина. Стражники с надеждой прислушивались, причем явно не к «вещунье». Глашатая не было видно.

– …И будет на одних полях урожай, а на других бурьян, в одних колодцах вода, в других ил, в одних горшках мясо, а в других кости… – По сказке пророчица несла этот бред, пока не лопнуло терпение даже у стоявшего рядом дуба.

– Рыска, закругляйся, – тревожно шепнул Жар, незаметно ущипнув девушку за руку. Видуний дар, конечно, дело хорошее, но воровская задница к опасности почутче будет. – Как бы к страже подмога не подоспела!