Она же даже не притворяется – реально считает, что «признание» сотни-другой важных иностранцев решит проблему. Да они же первые, если будет нужно – а им «нужно» в какой-то момент станет очень! – начнут меня «мочить» через СМИ, агентуру и роспуск слухов. Царь-то не легитимный, на обычной француженке женился! А ну-ка все на штурм Зимнего!

– Ты влюблен, мой мальчик, и любовь заставляет тебя цепляться за древний закон, – заявила Дагмара.

– Я понимаю, что цесаревич, как и царь, не принадлежит сам себе, – отзеркалил я мамину улыбку. – И понимаю, что брак с Еленою продиктован политическими соображениями. Однако эти соображения – иллюзия. Бурбоны, Бонапарты и прочие могут сколько угодно заявлять свои претензии на престол, но, кроме шума в газетах, это ни к чему не приводит и не приведет. Сейчас французам выгоден союз с Россией, но там ведь правят торгаши, банкиры, заводчики и прочая шушера. Пока им это выгодно – они будут носить Елену на руках и расписываться в верноподданических чувствах. Как только выгода исчезнет – исчезнет и хорошее отношение. Кроме того, отец Елены – ревностный католик. Если он расстроил ее помолвку с английским принцем из-за нежелания видеть дочь англиканкой, почему вы уверены, что он позволит ей принять православие?

– Не сравнивай это ужасное англиканство с нашей верой, – поморщилась Императрица. – Англия и Франция опутаны коконом многовековых противоречий и обид. Граф всего лишь нашел возможность щелкнуть по носу англичан.

– После чего англичане спокойно продолжили вести дела с Францией, – откинулся я на стуле. – Потому что «щелчок» от гражданского лица Луи-Филиппа Альбера Орлеанского ничем, кроме пустого шума, не отличается от «щелчка» от условного крестьянина Жака.

Поскучнев, Дагмара расстроенным тоном заметила:

– Георгий, приравнивать славного потомка рода Бурбонов к простолюдину – совершенно неприлично. Любовь к Маргарите ослепила тебя, и, покуда ты не зашел еще дальше, преподав своим младшим сестрам и брату урок плохих манер, я прошу тебя оставить эту тему.

Манипуляторша хренова! Мне-то нормально, но реакцию настоящего Георгия можно отследить по поведению младших Романовых – все трое, включая Олю, которая просто радовалась пироженке и никого не трогала, неуютно поежились и сделали виноватые мордашки. Воспитанный ребенок – да почти любой ребенок! – очень не любит расстраивать маму. Подыгрывать нельзя – будет так делать и дальше, убегая от нормальных, конструктивных разговоров, большим поклонником которых я являюсь.

– Вы правы, мама – эта тема слишком сложна, чтобы портить ею обед, – улыбнулся я. – Я бы хотел произвести Андрея Андреевича в обер-гофмейстеры.

Ксюша, Миша и даже Оля почему-то удивленно уставились на меня.

– Очень хорошо, что ты сам заговорил об этом, Георгий, – сменив гнев на милость, одобрила Дагмара. – Андрей Андреевич – образец преданности, усердия и благонравия. С тех пор, как я поручила ему заботу о тебе шестнадцать лет назад, у меня не было ни малейшего повода об этом пожалеть. Однако я просто обязана напомнить тебе, что каким бы замечательным во всех отношениях человеком не был твой камердинер, службы в Министерстве двора он не нес, и не обладает необходимым для чина обер-гофмейстера опытом. Мы могли бы поговорить с Илларионом Ивановичем, нашим министром двора, о синекуре для обер-гофмейстера Андреича, – усмехнулась, радуясь возможности поучить меня уму-разуму и перешла на шутливый тон. – Но, будучи разумною и, смею надеяться, исправною супругою русского Императора, я не стану так поступать. Занимаемые обер-гофмейстерами должности крайне важны для Империи. С твоего позволения, я подумаю о том, как нам наградить Андрея наилучшим образом.