В июле Ельцин вышел из КПСС, продемонстрировав, что отныне руководителем союзной республики может быть не-коммунист.

Горбачевская «перестройка», хотя и не она стала причиной крушения СССР (причины глубже – в системных ошибках, допущенных еще при его проектировании и строительстве), обязательно войдет в историю как показательнейший пример самокалечения, а потом и самоубийства режима и государства.

Союз и коммунистическо-советский строй нельзя было сохранить, но действия «перестройщиков» во главе с Горбачевым и их противников (как «справа», так и «слева»[86]), безусловно, резко ускорили разрушение и усугубили его последствия[87].

8. Еще в марте-апреле 1990 г., «готовясь» к избранию Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР и превращению России в локомотив фронды (это уже тогда представлялось весьма вероятным), Горбачев и его окружение начали усиливать российские автономные республики и тем самым создавать противовес «на будущее» и укреплять базу своей поддержки[88]. Именно этой цели служили принятые в апреле законы СССР, уравнявшие автономные республики в правах с союзными, в состав которых они входили[89], объявившие автономии субъектами Союза[90]. Получилось, что РСФСР уравняли с ее собственными субъектами в рамках «вышестоящей» федерации.

Затем Горбачев начал привлекать глав АССР (Башкирии, Северной Осетии, Татарии и др.) к работе над проектом нового Союзного договора (создание СССР в 1922 г. было оформлено Договором), предполагалось, что российские республики будут в нем участвовать вместе с Россией.

Столкнуть российское руководство с лидерами автономий действительно удалось, к примеру, Северная Осетия, Татарстан, Тува и Чечено-Ингушетия не допустили проведения на своих территориях «ельцинского» референдума о введении поста Президента РСФСР 17 марта 1991 г. (см. далее). Однако в целом горбачевская политика по степени конструктивности оказалась схожей с заливанием костра керосином[91].

Во-первых, ответом на апрельские союзные законы стала Декларация о государственном суверенитете РСФСР. В ней подтверждалась «необходимость существенного расширения прав автономных республик, автономных областей, автономных округов, равно как краев и областей РСФСР». И при этом жестко фиксировалось: «конкретные вопросы» реализации этих прав «должны определяться законодательством РСФСР» (п. 9). То есть не союзными актами. Нельзя, конечно, утверждать, что если бы не приняли те законы, не приняли бы и Декларацию, однако очевидно, что не будь законов, Декларация не имела бы, скажем прямо, никакого исторического оправдания. А так получилось, что союзная власть взялась подрывать целостность РСФСР и, опосредованно, самого Союза. И российская власть якобы ей лишь ответила[92].

Во-вторых, апрельские законы вкупе с июньской Декларацией спровоцировали «парад суверенитетов» в автономных республиках. К тому же союзный Центр прямо рекомендовал им провозглашать суверенитет[93]. Первой «выступила» Северная Осетия – 20 июля 1990 г., 9 августа за ней последовала Карелия и т. д. Чтобы перехватить и удержать политическую инициативу, руководство России поначалу взялось поощрять этот процесс. «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить», – эти слова Ельцин произнес б августа во время визита в Казань[94]. Но уже на III Съезде народных депутатов РСФСР (28 марта – 5 апреля 1991 г.) он признал, что российское руководство напрасно «втянулось в соревнование с союзным Центром в раздаче суверенитетов»[95].

Декларации России и ее республик не имели никакой юридической силы, поскольку они оставались в составе Советского государства. Но их политический и, если угодно, моральный эффект был огромным.