Но – увы – и с другом было не посоветоваться, друг тянул свой срок в лагерях.
Да и брату, Альберту, который с каждым годом все сильнее ощущал, что вся жизнь у него «в тумане», тоже было не до Николая.
«Словно о прошлом» нужно было научиться и Рубцову думать о Приютине, которое уже привык он считать родным. Еще одна местность могла стать его домом и не стала им, еще один вариант благополучной жизни был перечеркнут безжалостной судьбой.
Альберт исполнил свое обещание. Перебрался в поселок Невская Дубровка...
А Николай Рубцов хотя и приезжал после пятьдесят седьмого года в Приютино, но только в гости.
Об этом и думал я, разговаривая с Таисией Александровной Голубевой.
– А больше, после того, вы его не видели?
– Нет... – вздыхая, ответила она. – Больше не приезжал сюда...
Не приезжал...
Зато сколько раз вспоминал о Приютине, сколько раз переносился душой в эти места, которые могли стать его домом. И разве не о старинном приютинском парке вспоминал Рубцов за три года до смерти, когда писал:
5
В рубцовском фонде в Государственном архиве Вологодской области хранится снимок: мельтешащие над морем чайки, а вдалеке – крохотное, как эти чайки, суденышко.
На обороте фотографии рукой Рубцова написано:
В Североморске, визирщиком на эскадренном миноносце «Острый», и проходила флотская служба Николая Михайловича Рубцова...
Флотская служба была суровой, суровыми были и края, где приходилось служить, но – странно! – такое веселое лицо у Рубцова только на флотских фотографиях.
Об этом же и воспоминания людей, знавших Николая Рубцова в те годы...
«Думаю, что время службы на флоте, – пишет Борис Романов, – было для него самым благополучным – в бытовом отношении – за всю-то его несладкую жизнь...»
Психологически объяснимо, почему именно в эти годы Рубцову удалось преодолеть комплекс «несчастливости».
На флоте он впервые оказался в равном положении со своими сверстниками. Годы детдома – там равенство было заведомо ущербным – не в счет... А здесь, на службе, хотя и имели товарищи Рубцова свой дом, любящих родителей, но это не создавало им никаких преимуществ по сравнению с Рубцовым. Конечно, они грустили, тосковали о близких, но грустить было не заказано и Рубцову. Более того, погружаясь мечтами в выдуманную жизнь, он грустил еще слаще:
Ни в коей мере не идеализируя ранние стихотворные опыты Рубцова, все же надо сказать, что до армии он писал иначе.
Может быть, корявее, но честнее...
Самообман, опасный для любого человека, для такого поэта, как Рубцов, был опасен вдвойне.
Конечно, Рубцов играл...
Хотя бы в стихах, хотя бы в словах пытался примерить на себя облик человека, у которого есть мать, семья... Но в том-то и беда, что в этой игре легко перескользнуть через запретную черту.